Книга Время библиомантов. Книга крови - Кай Майер

Все собрались за большим дубовым столом в центре вестибюля. Сюда пришли и экслибры. Мужчины и женщины толпились у подножия главной лестницы, на самой лестнице и на балюстраде первого этажа. Некоторые стояли у входа, несколько человек сидели за столом рядом с Кэт. Когда они расступились, Фурия увидела, что на столе лежат «Книги творения» – четыре стопки с неприглядными коричневыми обложками.

В большом открытом камине на противоположной стороне зала развели огонь. Языки пламени трепетали, взвиваясь в сторону дымохода.

– Вы… вы не сожгли ни одной, ведь правда? – Голос Фурии звучал глухо и надтреснуто.

Пип покачал головой:

– Ещё нет. Эюя показала нам, где они стояли. Мы все вместе ходили вниз: Кэт, Джим, Пасьянс и я. Каждый принёс по стопке.

Кэт наконец не выдержала: выдернув Фурию из рук Пипа, она довела её до стола. Тут к ней присоединился Джим, и все втроём они усадили девочку на один из пустовавших стульев. Все остальные стояли, усиливая впечатление какого-то неизвестного ритуала, прерванного прибытием Фурии.

– Либрополис в опасности, – сказала Кэт. – Целестин привёз новости. Идеи появились на окраинах города и быстро распространяются. Нам необходимо что-то предпринять, и побыстрее, чёрт побери!

– Дела плохи, – подтвердил Целестин.

– Мы совещались о том, что нам делать, – дополнил Кирисс, по лицу которого было видно, как тяжело он воспринял весть о грядущей гибели своего города.

Только теперь Фурия осознала, что в зале царила не тишина, а ровный гул: все тихо переговаривались между собой, и возбуждение, вызванное её возвращением, было на самом деле гораздо больше, чем ей казалось до сих пор. Она всё ещё ощущала себя так, будто находится в другом мире, в вакууме внутри самой себя, передвигаясь по нему медленно и плавно, словно в невесомости, как космонавты в старых фильмах. Всё же, что происходило вокруг неё, происходило словно бы за стеклом и не имело к ней непосредственного отношения.

Кэт заключила её в объятия, потом её обнял Джим. Вероятно, Пасьянс тоже собирался прижать её к своей широкой конфедератской груди, если бы Кирисс не вмешался и не воскликнул:

– Тихо, пожалуйста, тихо!

– Дайте мне двадцать четвёртый том, – прошептала Фурия, чувствуя, что го́лоса её хватит ещё лишь на несколько слов. – И… и ручку.

Никто не двинулся с места, поэтому она сама придвинула к себе правую стопку и взяла с неё верхнюю книгу. Это и был двадцать четвёртый том. Книги лежали на столе в таком же порядке, в каком они стояли на полке.

Фурия указала на золотую перьевую ручку, торчавшую из нагрудного кармана дорогого фрака Кирисса.

– Пожалуйста! – попросила она.

Вероятно, Кэт успела рассказать, что источником идей была Фурия. Со всех сторон послышались уговоры и увещевания. Один Кирисс молча вытащил из кармана ручку: он лучше всех понимал, как тяжко давит на человека бремя ответственности. Долгие месяцы он провёл в застенках Монте-Кристо, не выдав участников Сопротивления. Он знал, как это сложно – когда на одной чаше весов судьба одного, а на другой – судьба многих.

Пип стоял очень прямо, не проронив ни слова. Фурия не могла пересилить себя и посмотреть ему в глаза, зная: то, что она сейчас должна была сделать, возможно, станет причиной ещё одной потери в его жизни. Если он вообще сохранит воспоминания о ней после этого. Если же нет, тем лучше. Она виновато улыбнулась ему. Ей показалось, что он выглядел гораздо храбрее, чем она сама.

Перьевая ручка покатилась к ней через стол. Кэт хотела перехватить её, но Фурия схватила её первой и сняла с пера колпачок.

Она кивнула подруге, рассерженной, разгневанной Кэт, а потом Джиму, которого она знала лучше, чем кто-либо другой из присутствующих, хотя они провели вместе совсем немного времени. Она влюбилась в него в детстве, когда читала «Остров Сокровищ», влюбилась в книжного персонажа. Теперь, когда перед ней стоял Джим из плоти и крови, она не могла разобраться в своих чувствах. Она хотела бы познакомиться с ним ещё раз – так сказать, с чистого листа. Тогда она могла бы впервые услышать из его уст повесть о его приключениях на шхуне «Испаньола», а он – историю о её путешествии по убежищам. Как бы она этого хотела!..

Фурия открыла книгу в том месте, на котором – что было для неё совершенно нехарактерно – она загнула уголок страницы. Посреди короткого абзаца стояло её имя и была пара предложений, наделявших её величайшей властью, какую только можно себе представить, и требовавших от неё сейчас поистине нечеловеческих усилий.

– Я только… только попробую, – сказала Фурия. Её пальцы дрожали, когда она занесла кончик пера над первым словом.

– Ты понятия не имеешь, что произойдёт, – еле слышно произнесла Кэт. – Может быть, исчезнут идеи, может быть, ты сама, а может быть… Ты ведь не знаешь, что будет.

– Если я вычеркну себя из книги, возможно, идеи тоже исчезнут. Как исчезла Уника. – Фурия понятия не имела, как ей удалось выдавить из себя осмысленную фразу. Её рука тряслась, и она испугалась, что у неё не хватит сил довершить начатое. – Тогда это уже будут не мои идеи. И если вместо моего имени будет стоять пробел, на их место не придут другие идеи. Они просто перестанут существовать. Я надеюсь.

– А что будет с тобой? – выкрикнула Кэт ей в лицо. – Что, чёрт побери, будет с тобой? Ты тоже перестанешь существовать?

Фурия хотела улыбнуться, но губы не слушались.

– Вот и посмотрим, что будет. Может быть, не произойдёт ничего. Или ничего, связанного с библиомантикой. А вдруг все кошки станут розовыми и вы будете считать, что это в порядке вещей? – Перед её глазами колыхалась пелена, нужно было действовать немедленно или оставить эту затею вовсе. – Будет видно, что произойдёт.

Металлическое перо съехало в сторону, когда она вдруг не смогла удержать в пальцах ручку. Она снова ухватила её, занесла над бумагой, но теперь не могла разглядеть строчку, которую собиралась вычеркнуть.

– Что-то наверняка изменится, – шепнула она, когда перо вновь перекосилось. – Может быть, многое, а может быть, лишь мелочи. Что-то вы заметите лишь годы спустя – или не заметите никогда. – Она была абсолютно не в состоянии рассчитать последствия своих действий, но этот путь был единственным. – Простите меня. Я не могу воскрешать мёртвых. Но в моих силах не допустить, чтобы умер кто-то ещё.

Чья-то маленькая рука обхватила её руку. Скосив глаза, Фурия увидела, что это был Пип, улыбавшийся ей, хотя по его щекам катились слёзы. Он опустил её руку с ручкой на бумагу и помог провести горизонтальную черту.

Храбрости и присутствия духа у Пипа хватило на двоих, и они вместе вычеркнули имя Фурии из «Книги творения».

Эпилог

Глава двадцать третья

Уже седьмую ночь подряд Нассандра в своей древесной ипостаси оберегала могилу Финниана.