Книга Украденная невинность - Кэт Мартин

Джессика могла только кивнуть. Она чувствовала мучительную боль в груди от слез, которые не могла выплакать, глаза жгло, в горле стоял ком.

— Прости, Мэттью, я не хотела… я просто… просто надеялась, что у нас будет еще немного времени.

— Я тоже надеялся на это, милая. — Муж ободряюще улыбнулся, но глаза оставались тревожными, мрачными. — Надеюсь, ты не откажешься помочь мне в сборах? Тогда поднимайся наверх.

Молча она подчинилась. Примерно через полминуты Мэттью вошел в спальню, где Джессика стояла над пустым чемоданом, борясь со слезами. Вместо того чтобы вызвать камердинера, он привлек жену к себе.

Это был все тот же жадный и страстный поцелуй — и в чем-то совсем иной. В нем было не только исступление страсти, но и боль разлуки, которая словно безмолвно стояла рядом. Джессика самозабвенно отдалась прощальной близости. Она едва сознавала, что именно происходит между ними, как будто тщетно пытаясь насытиться надолго… может быть, навсегда. Это было прощание, прощание во всей его полноте.

Они любили друг друга снова и снова, сначала словно безумные, потом более медленно и нежно. Но невозможно прощаться вечно.

— Мне жаль расставаться с тобой, милая, если бы ты только знала, как жаль, — сказал Мэттью, высвобождаясь из ее объятий. — Но время не ждет. Боюсь, задержаться дольше я не смогу.

— Да, понимаю…

Они поднялись и в молчании оделись, после чего Мэттью сразу вызвал камердинера. Джессика праздно сидела в кресле и смотрела, как Ролли с привычной сноровкой укладывает чемоданы.

Прошло всего несколько часов с момента, когда к дверям Белмор-Холла прибыл нарочный от командования флота, а Мэттью в безукоризненной форме морского офицера уже стоял у подножия лестницы, прощаясь с домашними. Чемоданы уложили в экипаж, кучер держал кнут наготове, оставалось лишь сказать последнее «прости».

Маркиз, который выглядел постаревшим по крайней мере лет на пять, принял протянутую руку сына и пожал ее.

— Отец, постарайся беречь себя.

— А ты, мой сын, возвращайся живым и невредимым, — сказал Реджинальд Ситон с печальной улыбкой. — Ты ведь понимаешь, что мне одному больше не под силу заниматься таким громадным поместьем.

Мэттью склонил голову в знак согласия. Неожиданно для него и, может быть, для себя маркиз сделал шаг вперед и заключил его в объятия. Подобное выражение чувств было до того несвойственно обоим, что почти сразу же отец и сын отступили друг от друга.

— А ну-ка, ягодиночка, — раздалось с верхней ступени, где Виола опустила с рук Сару, — беги попрощайся с его милостью.

Девочка бросилась вниз, прыгая через две ступени, так что многочисленные оборки платьица затрепетали. Однако шагах в двух от Мэттью Сара остановилась и округлила глаза, зачарованная блеском золоченых пуговиц на его мундире.

— Папа уезжает?

— Да, моя маленькая.

— Но я не хочу… не хочу! — Сара топнула ногой, и ее громадные глаза наполнились слезами.

— Я тоже не хочу, — очень спокойно заверил Мэттью, поднимая девочку на руки, — но уехать мне все же придется. Зато вернуться я постараюсь как можно скорее.

Он поцеловал нахмуренный лобик, и Сара звонко чмокнула его в ответ. Мэттью опустил ее и сделал прощальный жест.

— До свидания, папочка! — Пока Виола уводила ее, Сара несколько раз поворачивалась и усердно махала рукой.

Мэттью с самым серьезным видом махал в ответ.

Наконец все остальные разошлись, оставив мужа и жену для последнего прощания. Когда Джессика повернулась к Мэттью, тот стоял очень прямо, развернув плечи и выпятив челюсть, — очевидно, он считал это достаточно воинственным видом, исключающим всякую слабость. Как всегда, безупречен, с мягким упреком подумала Джессика. Ей же хотелось броситься к нему, захлебываясь от рыданий, и бить его кулаками в грудь, требуя не оставлять ее. Или опуститься на колени и умолять. Но что оставалось делать, кроме как вскинуть подбородок под стать мужу?

— С ней все в порядке, не правда ли? — спросил Мэттью, чей взгляд все еще был прикован к дверям, за которыми скрылась Сара.

— Конечно.

— И ты, Джесси, тоже будешь в полном порядке, что бы со мной ни случилось, — сказал он, обращая к ней повелительный взгляд. — Обещай, что примешь любую весть как должно.

Сердце ее болезненно сжалось, и Джессика поймала себя на том, что отрицательно качает головой, боясь произнести хоть слово, чтобы не разрыдаться.

— Не нужно, Мэттью… не говори со мной таким тоном!

— Прости. Ты знаешь, что я буду скучать. Я даже не могу высказать, как сильно, потому что не сумею подыскать слов.

— Я люблю тебя! — сказала Джессика, заглядывая в темно-синие глаза, в которые так и не смогла насмотреться.

Всем сердцем она желала, чтобы этот человек, ее муж, повторил признание, которое вырвалось помимо ее воли. Почему он не может сказать эти три слова? Даже если это неправда…

Горло Мэттью шевельнулось, и на секунду Джессике показалось, что сейчас она услышит признание в любви. Но муж продолжал всматриваться в се лицо, как если бы старался выгравировать его в своей памяти. Прекрасные слова не прозвучали. Мэттью никогда не лгал.

Прошло несколько бесконечно долгих минут. Наконец он наклонился и запечатлел на ее губах невинный прощальный поцелуй.

— Прощай, Джесси. Береги себя.

— До свидания, Мэттью, — тихо ответила она, чувствуя невыразимую печаль.

Мэттью отошел и начал подниматься в экипаж, помедлил немного и снова спрыгнул на землю. На этот раз он стиснул ее в объятиях так, что перехватило дыхание, и поцеловал иначе, продолжительно и страстно. У Джессики подкосились ноги. Слезы, которых она не могла больше сдерживать, хлынули потоком. Однако они не могли уже ничего изменить.

Мэттью отстранил се и снопа направился к экипажу. Джессика надеялась еще на какую-то отсрочку, на еще одно мгновение вместе, но он поднялся внутрь, захлопнул дверцу и постучал в стенку, давая сигнал к отправлению.

Джессика следила за тем, как блестящая черная задняя стенка с окошечком вверху удаляется, покачиваясь на рессорах, по направлению к воротам. Даже когда черная точка исчезла из виду совсем, она оставалась в той же позе, глядя вдаль.

Зябкий осенний ветер пронесся вдоль фасада особняка, проникая под одежду, наполняя тело пронизывающим холодом. Но Джессика чувствовала совсем другой озноб — озноб при мысли о том, что Мэттью может никогда не вернуться.

Реджинальд Ситон остановился в дверях импровизированной классной комнаты. Дети давно уже разошлись по домам, но Джессика оставалась за столом. Она ничем не была занята, просто угрюмо смотрела перед собой, должно быть, не замечая ничего вокруг.

С того самого дня, две недели назад, как Мэттью уехал в Портсмут, ее можно было застать в этой позе очень часто. Ее любовь к мужу не вызывала сомнений (не то чтобы маркиз хоть одну минуту сомневался в этом, когда Мэттью был дома). Однако его сын не спешил ответить жене взаимностью. Оставалось надеяться, что со временем все образуется.