Книга Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бруно застал его в тот момент, когда он с аптекарской точностью отмерял поджаренный до нужной степени и мелко смолотый кофе.
Кало удивился, увидев его раньше обычного.
– Что происходит? – спросил он, внимательно оглядывая мальчика, но не слишком тревожась из-за его подавленного вида.
– Ничего не происходит, – ответил Бруно, стремясь ничем не обнаружить своих сердечных мук.
– Почему ты не в гостях у друга? – он говорил нейтральным тоном, не желая сюсюкать.
– Его не было дома, – ответил Бруно, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Кухня была такой чистой, светлой, просторной, гостеприимной. Его взгляд остановился на монументальном белом холодильнике.
Томление сердца и душевные страдания постепенно смещались в область желудка: он почувствовал приступ волчьего голода. Романтическая мысль о самоубийстве отступила перед менее трагическим, но совершенно безотлагательным желанием поплотнее перекусить.
– Вы разве не договорились о встрече? – Кало зажег газ и поставил «неаполитанку» на огонь.
– Он куда-то уехал со своим отцом. – Бруно не сводил жадного взгляда с холодильника, воображая себе все вкусности, таящиеся в его обширных недрах. Ему было совестно за столь прозаические мысли, но даже стыд не мог заглушить неодолимого желания проверить, насколько содержимое холодильника соответствует его желаниям.
Кало присел к столу, дожидаясь, пока закипит вода, и делая вид, что читает газету, а на деле искоса следя за крестником. Сегодня Бруно вел себя как-то странно. На его лице сменялись противоречивые чувства. Кало хорошо знал его и угадывал его настроения. Лучше всего было набраться терпения и ждать: рано или поздно он узнает, что творится с мальчиком.
Бруно разрезал по длине французский батон и с педантичной аккуратностью уложил на нижнюю часть несколько тонких ломтиков нежирной сырокопченой ветчины. Поверх слоя ветчины он красиво разложил маринованные белые грибы, артишоки и дольки сладкого красного перца, а верхнюю часть батона намазал маслом, призадумался на минутку и решил, что немного горчицы тоже не помешает. Тщательно соединив половинки бутерброда и следя за тем, чтобы ничто не выскользнуло наружу, он смерил удовлетворенным взглядом свое монументальное творение и принялся планомерно уничтожать его.
«Что бы его ни беспокоило, – подумал Кало, – это не конец света». Он молчал, краем уха прислушиваясь, не закипает ли вода в «неаполитанке», и исподтишка наблюдая за мальчиком, который ел с небывалым аппетитом.
Бруно подошел к окну и рассеянно посмотрел на улицу.
– Хочешь пойти погулять? – спросил Кало.
– Еще не знаю, – ответил Бруно с набитым ртом.
Вода в кофеварке начала закипать. Кало выключил газ, снял «неаполитанку» с огня, перевернул ее, поставил на стол и услышал, как вода потихоньку просачивается сверху вниз, вытягивая из кофейной гущи всю ее крепость и образуя божественный настой.
Расправившись с бутербродом, Бруно вновь открыл холодильник и застыл в созерцании едва початой головки сыра, исходящей нежными слезами. Он отрезал кусок сыра и взял еще хлеба, чтобы окончательно утолить голод. Жуя уже с меньшей жадностью, но столь же энергично, он принялся размышлять о том, что крайности сходятся: любовное томление и экстаз не исключают радостей чревоугодия, наоборот, обе страсти как бы дополняют друг друга. Наевшись, он вновь почувствовал себя веселым, беззаботным и счастливым.
Кало терпеливо ждал, пока мальчик решится доверить ему свой секрет, однако упорное молчание Бруно наконец вынудило его к активным действиям.
Он со священным трепетом поднес чашку к губам и принялся смаковать обжигающе-горячий напиток. Кофе был божественным.
– У нас на Сицилии есть одна старинная поговорка, – небрежно начал он, немедленно пробудив любопытство Бруно. Хорошо зная своего друга, мальчик почувствовал, что столь многообещающее начало может привести к неожиданному концу.
– У нас на Сицилии много старинных поговорок. – Ему хотелось казаться человеком бывалым и невозмутимым, но любопытство пересилило.
– Я имею в виду поговорку совершенно особого рода, – продолжал Кало, потягивая несравненный нектар.
– Похоже, ты так жаждешь рассказать, что мне придется выслушать, – неожиданно для него заметил Бруно.
Кало опустил глаза в чашку, раздумывая, как ему поступить: расставить ли мальчику ловушку, которая могла и не сработать, если его догадка окажется неверной, или просто махнуть на все рукой. Однако он был слишком уверен в собственной правоте и решил рискнуть.
– Так о какой поговорке речь? – не выдержав, спросил Бруно.
– У нас говорят: лазать по болотам – что за охота! Вот когда ему охота и ей охота – вот это охота! – грубо бухнул Кало.
От деланного самообладания Бруно не осталось и следа, красивое юное лицо вспыхнуло до корней волос.
Кало вновь поднял чашку, чтобы допить остатки кофе.
– Именно так, – сказал он.
Лучше всего было бы просто оставить его слова без внимания, но у Бруно еще не было той закалки, которой обладал Кало.
– Чего тебе от меня надо? – вспылил мальчик. – Пей себе на здоровье свой кофе и оставь меня в покое!
Глаза его подозрительно блестели, волнение выдавало его с головой.
– Я же вижу, тебя просто распирает. Хочешь сказать, да не знаешь, с чего начать, – наугад предположил Кало.
– Вот и попал пальцем в небо, – сердито буркнул Бруно. – Меня этим не проймешь.
Туман рассеялся, ясно обозначилась цель.
– Ладно, я тебе сам скажу, – спокойно продолжал Кало. – И не будем вдаваться в детали, нам с тобой это ни к чему.
– Псих ненормальный! – закричал Бруно. – Смирительная рубашка по тебе плачет!
– Это ведь должно было случиться рано или поздно. – Не сводя с него глаз, Кало по-прежнему говорил очень спокойно: – Первый раз очень важен. А тебе, я вижу, повезло, ты правильно выбрал женщину.
– Я не могу без нее жить. – Громадные серые глаза наполнились безутешной печалью. На сытый желудок его вновь потянуло в омут страсти.
Кало понимал, что слова бессильны и что опыт передать невозможно. Для Бруно «она» была не первой, а единственной женщиной в мире.
– Ты мне доверяешь? – спросил он с улыбкой.
– Доверяю, – ответил Бруно, – но это ничего не меняет.
– В один прекрасный день ты встретишь свою женщину, – уверенно заговорил Кало. Его мужественное и гордое лицо просияло. – И ты поймешь, что это она, потому что весь мир наполнится светом, а на небе вспыхнут новые звезды.
– Мне сегодня уже говорили об этом, хотя и другими словами. – Бруно вспомнил упругое тело Люсиллы, ее вздохи, нежные ласки и то суровое пророчество, которым она его наградила после приобщения к взрослой жизни.