Книга Огненный путь Саламандры - Елена Никитина

— А что рассказывать-то… — Старик сразу засмущался, опустив глаза долу. — Так я это… я того… мне как-то…

— А конкретнее, — потребовал подробностей Влад.

— Алес, может, ты, а? — Выцветшие глаза с надеждой уставились на великовозрастную жрицу, а сухонькие ручки в молитвенном жесте сложились на тощей груди.

— Аспид, у тебя совесть совсем от старости мхом покрылась? — возмутилась ведьма, взмахивая огненной тросточкой, будто отгоняя от себя назойливых насекомых. — Даже такое серьезное дело, как собственное успокоение, не можешь сам до конца пройти. Сумел напакостить своим потомкам, постарайся уж и почище убрать за собой, раз уж представился такой случай. Имей в виду, другого может и не быть.

— Аспид?! — Наше повышенное и не слишком радостное внимание совсем смутило дедулю.

Вот уж с кем с кем, а со столь далеким предком моего муженька, заварившим ту самую кашу, которую мы теперь тут все дружно расхлебываем, встретиться я предполагала меньше всего. По моим подсчетам, его косточки уже давно должны были рассыпаться прахом в родовом склепе. Ан нет, жив, курилка. Неужели и правда совесть даже на том свете покоя не дает?

— Но я… Эх, ладно! — Старичок махнул рукой и храбро повернулся к нам лицом, неумело изображая народного героя перед казнью в застенках жестоких мучителей. Даже на спасительные ворота, которые так заманчиво оставались открытыми, покосился, видно обдумывая пути отступления.

— Да, я и есть Аспид Четвертый, тот самый, которого вы все проклинаете за трусость и малодушие. Это моя ошибка, совершенная много веков тому назад, принесла моему роду столько несчастий. Поверьте, за свой грех я расплатился сполна. В качестве наказания эта добрая женщина, — старик, не глядя, указал головой на Алессандру, — с величайшего позволения Вершителя обрекла меня на жизнь вне жизни, смерть вне смерти. Для всех своих потомков я умер в положенный срок и был похоронен в фамильном склепе, а на самом деле… На самом деле с тех самых пор и до сегодняшнего дня мне суждено было стать невидимым свидетелем вымирания собственного рода. Я даже не представлял, насколько это будет страшно. Год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком я видел результат Огненного проклятия Саламандры на собственных потомках и с ужасом понимал, что в один прекрасный день увижу смерть последнего владыки Золотоносных Гор и крушение такого сильного и процветающего царства. И ничего не смогу сделать! — По впалой щеке Аспида прокатилась одинокая слеза, а голос задрожал от еле сдерживаемых рыданий, но он сумел взять себя в руки и продолжить более спокойно: — Сначала я во всем винил Саламандру, даже ненавидел ее, проклинал, надеясь, что ее потомки испытают хотя бы только малую крупицу того, на что она обрекла моих. Неужели она не могла понять, что не мог я тогда пойти против воли отца, не мог жениться на ней, потому что более сильная женщина — Власть — стояла между нами, что обстоятельства очень часто оказываются против нас, и мы бессильны что-либо сделать. Но много позже я понял, что с моей стороны это была лишь защитная реакция, желание во что бы то ни стало оправдать собственный низкий поступок. Саламандра, конечно, тоже хороша. Могла бы просто отыграться на мне, а не устраивать проклятие с широким размахом, но, если честно, более страшной кары она не могла придумать. И я, признаюсь, заслужил ее. Ведь для меня никогда не было секретом, что именно я являюсь главным претендентом на престол после отца, а Саламандра, что уж скрывать, несмотря на пылающую в моем сердце страсть, была мне не ровней. Надежда, что отец разрешит мне взять жену из низшего сословия, даже при условии, что она обладает поистине оригинальными способностями, умерла сразу, как только я заикнулся об этом. Что было делать? Я испугался. Испугался пойти против воли отца. Испугался его гнева. Испугался остаться вообще без каких-либо прав и без средств к существованию. Мне казалось тогда, что женщина, если она искренне любит, просто обязана меня понять.

— Вот оно, типичное проявление мужского эгоизма, — грустно усмехнулась я. — Сначала наобещают женщине с три короба, а потом женщины же и виноваты, что не понимают их тонкой мужской организации и возложенного груза ответственности, который с ними ну никак не связан.

— Только не надо говорить за всех, — тут же воспринял мои слова на свой счет Полоз.

— Если ты заметил, я вообще стараюсь говорить только за себя.

Еще не хватало, чтобы меня сейчас уму-разуму учить начали. И кто? Собственный муж, который в недавнем прошлом чуть сам дров не наломал ценой моей, между прочим, жизни.

— Давайте, вы свои отношения выясните потом, — строго шикнул на нас мой отец. — Бедному Аспиду и так нелегко эта исповедь дается, а тут вы еще со своими разборками встреваете. Если неинтересно, идите погуляйте.

Мы покорно замолчали, бросив друг на друга обиженные взгляды, словно давая понять: разговор не закончен.

— Я ошибался, — горестно вздохнув, не без труда продолжил Аспид. — Если б только можно было все вернуть обратно… Любовь намного дороже власти, ценнее всего золота мира, она стоит того, чтобы ради нее пойти наперекор всем канонам. А кольцо… кольцо я сам лично заказывал у жриц Огня, настояв, чтобы камень обязательно был из первородного огня, и подарил в нашу первую ночь… Как же разрывалось от боли и надежды мое сердце, когда через столько веков это кольцо снова оказалось у меня в руках. Я понял, что в мир пришла Саламандра и у меня есть шанс исправить все, содеянное мною. — И тут старик покачнулся, оседая на землю. Мы с Полозом дружно бросились ему на помощь, но он неожиданно твердой рукой оттолкнул нас, оставаясь стоять на коленях. — Салли, внученька, в твоем лице я хочу попросить прощения у моей любимой Саламандры, моей… Я стар и немощен, измотан не столько телом, сколько духом, раздавлен гнетом своих ошибок, но преисполнен благодарности к Вершителю, что помог мне выстрадать и искупить грехи. Сейчас же молю лишь об одном — прощении…

— Я прощаю, — сама еле сдерживая слезы, прошептала я. — А в остальном — пусть Вершитель тебе будет судьей…

Аспид закрыл ладонями лицо, и его плечи мелко-мелко затряслись, словно он плакал.

— Спасибо, деточка, за твое великодушие, дающее мне свободу от оков вечного скитания и кабалы бессилия. Я свободен… Наконец-то.

Старик еще раз дернулся, и его коленопреклоненная фигура пошла рябью, словно смотришь сквозь дым костра, истончилась до прозрачности и постепенно растаяла в воздухе как утренний туман.

— Думаю, владыка, ты можешь больше не волноваться за будущее Золотоносных Гор, они простоят еще не одно тысячелетие, — разогнала Алессандра тягостную тишину, вязким киселем повисшую между нами. — Аспид прошел свой путь наказания и теперь с чувством выполненного долга ушел по ту сторону жизни. Не стоит горевать по этому поводу, теперь он заслужил покой.

— Да, ты права, жрица, — скинул с себя покрывало внезапно накатившей хандры Влад. — Все хорошо, что хорошо кончается. Едем домой, Полоз. Если у Царя Долины на престоле сейчас законный наследник сидит, то мы самым безответственным образом бросили наши Золотоносные Горы без должного присмотра. Здесь нам точно больше делать нечего.