Книга Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори

Соединение церковной доктрины, осуждавшей любовь даже в браке, и аристократической концепции, согласно которой этот брак был лишь социальным контрактом, объединявшим два дома и исключавшим любовь, находит отголосок в понятии куртуазной любви, разработанном в литературе той эпохи. Авторы куртуазных романов были далеки от того, чтобы решить вопрос об отношениях между любовью и браком, однако проблема была заявлена, и это важно. Подобная литературная проблематика не могла не иметь последствий в реальной действительности[678]. А потому крайне сложно поверить в то, что куртуазная любовь, описанная в литературе, оставалась чистейшей игрой разума, абстракцией, не имевшей связи с реальностью. Остается лишь определить масштабы и границы этого явления.

Истоки и предшественники куртуазной любви

Основоположником куртуазной любви во французском королевстве принято считать деда Алиеноры, герцога Аквитанского Гильома IX. Несмотря на непристойное, а порой и похабное остроумие его первых поэм, в своих других произведениях он выразил то, что понемногу охватывало умы современного ему общества, начинавшего придавать большее значение любви и женщине. По мнению Рето Беццолы, этот феномен появился на свет благодаря стечению нескольких факторов, оказавших воздействие сначала на южные регионы, где действовали трубадуры. Особую роль в этом случае сыграли два фактора; эмансипация феодального общества по отношению к Церкви, обесценивавшей женщину, и материальный достаток, способствовавший смягчению нравов. С этого момента женщина стала ставкой в борьбе клириков и мирян, в борьбе идеологической, которая нашла свое отражение в литературе, в знаменитом «Споре клирика и рыцаря», уже озвученном Гильомом IX. Не стоит недооценивать смысл и социологическую значимость этого спора, рассматривая его лишь в качестве занятной, пародийной и гривуазной игры общества[679]. В этом обсуждении, послужившем предлогом для многих литературных произведений на всем протяжении XII века и последующих веков, и клирики, и миряне описывали в выгодном свете достоинства, присущие дамам. Уже в начале XII века Гильом IX соединил все эти элементы в гениальной концепции, превратившей даму во вдохновительницу любви и добродетели; тем самым Гильом Трубадур наметил путь, который привел последующие поколения к понятию куртуазности, куртуазной любви и рыцарства, тесно с ней связанного[680].

Однако в конце XII века между куртуазностью и рыцарской этикой, между любовью и рыцарством существовало не так уж и много связей — во всяком случае, в окситанской лирике. Лишь «Назидание» Арнаута Гильема де Марсана свидетельствует о том, что рыцарь родом с Юга заботится о придворных манерах. Но сам Гильем в 1170 г. входил в свиту английских и французских дворян во время бракосочетания дочери Алиеноры Аквитанской, Алиеноры, и Альфонса VIII Кастильского. Надо сказать, что проникновение рыцарского идеала в окситанскую литературу встречает даже некоторое сопротивление со стороны куртуазной лирики. Куртуазность и рыцарство встретились лишь тогда, когда их идеалы, перемещенные в северные земли, завоевали королевские и княжеские дворы Франции и Англии: именно тогда на свет появилась модель куртуазного рыцаря, которую популяризовали романы[681].

И все же понятие куртуазности (и в еще большей степени куртуазной любви, ставшей ее результатом) было введено трубадурами, последовавшими за дедом Алиеноры. Где искать корни этого феномена? Гипотеза о христианском происхождении куртуазности не выдерживает критики: воспевание любви к Деве Марии через любовь к женщине в действительности было следствием куртуазной любви, а не наоборот[682]. Церковь вдобавок не переставала поносить и осуждать трубадуров, считая fin’amors ересью, аморальной идеологией, а саму любовь — своего рода болезнью, которой следует остерегаться. Лишь тщательный анализ иносказаний и темных мест в литературных произведениях, в частности в романах Кретьена де Труа, позволяет Ж. Рибару поддержать видоизмененную версию этой гипотезы. По мнению автора, такой роман, как «Рыцарь телеги», считающийся «манифестом» так называемой куртуазной (в целом прелюбодейной) любви, нельзя считать «банальным» романом о внебрачной связи. Это роман о поиске спасения: Ланселот, любовник, готовый на все ради любви к жене короля Артура, становится воплощением Христа, а Гвиневера, неверная супруга Артура, — воплощением Церкви или человеческой души, которая во имя собственного спасения, несмотря на грехи, требует идеальной, абсолютной любви[683]. Не отрицая полностью такую возможность иносказательного и мистического прочтения, необходимо отметить, что в данном случае можно было бы говорить о попытке Кретьена де Труа «повторного прочтения темы на христианский лад», то есть об обработке известного сюжета, любимого публикой, и его наполнении эзотерическим смыслом, понятным эрудированному читателю.