Книга Королева Виктория - Екатерина Коути

Благочестие семейства Мунши весьма импонировало Виктории. Во время путешествий ей приходилось учитывать интересы слуг-мусульман, ведь, среди всего прочего, для их стола требовалось мясо животных, убитых в соответствии с требованиями шариата. Не голоден ли ее фаворит? Не замерз ли? Что бы ни происходило, в первую очередь она думала о Мунши.

В 1890 году, когда на шее у Карима вскочил карбункул, Виктория не находила себе места от беспокойства. Она проведывала больного по нескольку раз в день, поправляла его подушки, сочувственно гладила по руке. На доктора Рейда сыпались упреки. Почему он из рук вон плохо заботится о своем пациенте? В глазах всей Англии Мунши представал разжиревшим и вконец обнаглевшим детиной, и только Виктория считала его «милым и славным юношей». Радости ее не было предела, когда абсцесс был вскрыт, а несчастный больной вызволен, как ей казалось, из объятий смерти.

Возвышение дерзкого чужака угнетало как придворных, так и королевскую семью. Кто бы мог подумать, что статс-дамы и фрейлины будут тосковать по славным денькам, когда придворными делами заправлял неотесанный грубиян из Шотландии? Теперь воспоминания о Джоне Брауне вызывали ностальгические вздохи. По сравнению с Мунши он казался воплощением кротости.

В отличие от Брауна, считавшего себя всего лишь слугой королевы, Абдул Карим держался с джентльменами на равных, чем доводил их до белого каления. По приказу королевы были уничтожены фотографии, на которых Абдул Карим прислуживал за столом, зато придворные живописцы получили заказ на его портреты. Во время королевского визита во Флоренцию в 1894 году Мунши загодя распорядился, чтобы в витринах магазинов были выставлены фотографии – его довольная физиономия в окружении портретов королевы. Так флорентийцы окончательно уверились, что перед ними индийский принц, в которого влюблена правительница Великобритании.

Любые попытки поставить зарвавшегося слугу на место жестко пресекались королевой. На одном приеме принц Артур заметил Мунши в толпе джентльменов, где ему, простолюдину, было отнюдь не место. Возмущенный Артур потребовал от Понсонби принять меры, но секретарь со вздохом перенаправил его к королеве. Пусть лично выскажет матушке претензии. Вдруг она его послушает? Но конфликтовать с матерью Артур не посмел. Знал, что его ждет выговор, а надоедливого индийца – новая порция славословий.

В своих попытках отучить детей от снобизма Виктория окончательно перегнула палку. Сама того не замечая, она превратилась в копию своей матери, которая точно так же унижала дочь в угоду сэру Джону Конрою. Когда-то малышка Дрина проливала злые слезы пред лицом столь вопиющей несправедливости. Теперь ее великовозрастным отпрыскам только и оставалось, что копить обиду.

* * *

Напряжение достигло накала весной 1894 года, когда Виктория отправилась в Кобург на бракосочетание внуков – герцога Эрнста Людвига Гессенского и принцессы Виктории Мелиты Саксен-Кобург-Готской. В королевской свите не обошлось без Мунши. При виде знакомого тюрбана принц Альфред, ныне герцог Саксен-Кобург-Готский, мгновенно вскипел и дал зарок, что ноги этого наглеца не будет в церкви.

Виктория близко к сердцу приняла оскорбление Мунши, и остаток дня был проведен в пререканиях с сыном. В конце концов был достигнут компромисс – Мунши посадят на галерке, но лишь с тем условием, что там не будет слуг. Раздуваясь от гордости, секретарь проследовал на галерку, но там его взгляд споткнулся о двоих грумов. Не в силах стерпеть обиду, он выскочил из церкви еще до начала церемонии. В тот же день на стол Виктории легло письмо, в котором оскорбленный консультант дал волю чувствам. Прочитав послание, королева расплакалась и принесла ему извинения.

Недругов Мунши, в числе которых был практически весь двор, Виктория обвиняла в расовых предрассудках. Что верно, то верно – расизма ее современникам было не занимать, и на их фоне королева смотрелась ярой поборницей социальной справедливости. Но был ли Мунши жертвой расизма? И да и нет. Безусловно, цвет его кожи подливал масла в огонь, но главная причина неприязни крылась в его характере.

Вдобавок к чванству и хвастовству он был нечист на руку. Свои финансовые махинации без зазрения совести списывал на особенности культуры. Получая денежные пособия и земли, он не считал нужным давать расписки – якобы в Индии так не принято. Случались происшествия и похуже. Однажды у королевы пропала брошка, а через несколько недель обнаружилась у ювелира в Виндзоре, которому ее принес свояк Карима. Получив брошь обратно, королева долго возмущалась инсинуациями ювелира. Как он смел заподозрить родственника Мунши в воровстве? Простодушный индиец всего лишь нашел брошь и, по индийскому обычаю, присвоил себе найденное, не сказав никому ни слова. Какой же он вор?

Даже грубость Мунши, который мог на нее и прикрикнуть, королева сносила с несвойственной ей кротостью. При этом с детьми и внуками была сурова.

В отличие от принцев крови, которые поддакивали всем матушкиным причудам, придворные проявляли своеволие. Конфронтация между окружением Виктории и ее фаворитом произошла в 1897 году, перед традиционными весенними каникулами в Симье. Шталмейстеры и другие джентльмены двора роптали, представляя, что за каждой трапезой им придется лицезреть ненавистный тюрбан. Конечно, королева подсадит Мунши к ним за стол и до конца каникул испортит им аппетит.

При дворе зрел заговор. Целью его было не свержение монарха, а всего лишь спасение каникул от надоеды-секретаря, но заговорщики все равно пьянели от дерзости. Немногие посмеют диктовать условия самой королеве! Роль гонца досталась леди Гарриет Фиппс. Она сообщила Виктории требования придворных: или он, или мы. Если королева возьмет в Ниццу Карима, придворные готовы были одновременно подать в отставку.

Рассвирепев, Виктория одним взмахом руки смела на пол все, что было на ее столе. Требования свиты она расценила как удар в спину. Но придворные не спешили ей уступать. Напротив, они начали искать влиятельных союзников. Сам премьер-министр Солсбери увещевал королеву, что легкомысленные французы не поймут, как дорог ей Мунши, и найдут способ как-нибудь его оскорбить.

На сторону бунтовщиков встал придворный доктор, теперь уже сэр Джеймс Рейд – не так давно ему было пожаловано рыцарство. Незадолго до конфликта сэр Джеймс лечил Мунши от гонореи. Если и раньше доктор был невысокого мнения о своем пациенте, то теперь разочаровался в нем окончательно. Со свойственной ему прямотой врач заявил королеве, что по стране ходят слухи о ее помешательстве. А как иначе объяснить ее странную, почти болезненную привязанность к Мунши? Возможно, не за горами время, когда ради спасения ее репутации доктору придется подтвердить, что она действительно безумна и не ведает, что творит.

Во время споров с доктором Виктория то плакала, то срывалась на крик. Только от Рейда она могла стерпеть такую выволочку, и то лишь потому, что доктор был шотландцем и прямодушие было у него в крови. После долгих уговоров королева капитулировала и согласилась уехать в Ниццу без Мунши.

Осенью того же года при дворе разгорелся новый скандал. В праздничном издании журнала «График», посвященном бриллиантовому юбилею, была опубликована фотография Виктории и ее секретаря с подписью «Времяпрепровождение королевы в Шотландии. Ее величество берет уроки хинди у Мунши Хафиза Абдул Карима, компаньона ордена Индийской империи». Изрядно располневшая Виктория, в шляпке с невероятным количеством бантов, сидит за столом, заваленным кипами бумаг. У ног Виктории лежит черный пес, а на заднем плане возвышается Мунши. Взгляд королевы рассредоточен и кажется туповатым, тогда как Мунши, со сдвинутыми бровями и плотно сжатым ртом, воплощает целеустремленность. Он буквально нависает над маленькой толстой старушкой, и зрителю сразу становится ясно, кто здесь за главного.