Книга Герои Смуты - Вячеслав Козляков

В Москве больше не хотели полагаться на волю какой-то отдельной боярской партии, как это было с избранием царя Василия Шуйского. В «Новом летописце» говорится об ожидании на Московском государстве государя «праведна, чтоб дан был от Бога, а не от человек»[644]. Войско в столице отказывалось воевать, пока не будет решена проблема царского избрания. Об этом сообщалось в грамоте, отосланной впоследствии казанским властям в связи с избранием Михаила Федоровича: «…а без государя ратные люди, дворяня и дети боярские, и атаманы, и казаки, и всякие разные люди на черкас и на Ивашка Заруцкого идти не хотели»[645]. «Черкасы» на севере Русского государства и казачье войско Ивана Заруцкого, обосновавшееся на юге, в рязанских и тульских местах, тоже представляли своих кандидатов: запорожские казаки — королевича Владислава, а донцы и «вольные казаки» — «царевича» Ивана Дмитриевича, сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек. За них они и продолжали воевать.

Бояре в Москве, по впечатлению Богдана Дубровского, поддерживали кандидатуру шведского королевича, что виделось лучшим способом защитить страну от иноземного нашествия: «Они (бояре) также предписали в это время созыв собора в Москве для выбора великого князя, и все они будут желать его княжескую милость герцога Карла Филиппа… Потому что они откровенно сказали, что должны добиться мира и помощи с этой стороны, так как не могут держаться против войск и Швеции, и Польши сразу»[646]. Напротив, казаки из подмосковных ополчений требовали государя из русских родов. Споры должны были затронуть и само руководство «Совета всея земли». Главный воевода ополчения боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой сам не прочь был вступить в борьбу за царский трон. Как уже было сказано, он расположился на старом дворе царя Бориса Годунова и вскоре получил грамоту на доходы с Ваги, области в Поморье, обладание которой со времен Годунова и Шуйского становилось первой ступенью на пути к царской власти. Что же касается князя Дмитрия Михайловича Пожарского, то для него настала пора выполнить прежний договор с новгородцами о призвании на русский престол королевича Карла Филиппа.

Мнение «всей земли» мог выразить только земский собор. Решение о его созыве было принято уже в первые дни после освобождения Москвы[647]. Самая ранняя из известных грамот о присылке выборных на земский собор, направленная в Сольвычегодск, датируется 11 ноября 1612 года. Первыми, кому писали руководители ополчения, извещая в одной грамоте и о взятии Москвы, и о вызове представителей на собор для «земского совета», были «именитые люди» Строгановы. После учреждения трехдневного праздничного молебна «з звоном» по случаю московского «очищенья» их просили прислать «для земского вопчево дела» «пять человек посацких уездных людей добрых ото всех посацких и волостных людей, опричь вас, Строгановых, а к вам, Строгановым, вперед отпишем, как вам к Москве быти». Был назначен и срок приезда: «на Николин день осенной нынешнего 121 году», то есть 6 декабря 1612 года. В письме Строгановым даже не указали прямо, что собор созывается для избрания нового государя, хотя такая цель и подразумевалась. Общие земские дела должны были продолжаться, «покаместа нам всем Бог даст на Московское государьство государя по совету всей земли»[648]. Не забыли при этом попросить и о присылке денежной казны.

В грамотах, отправленных несколько дней спустя — 15 ноября в Новгород и 19 ноября на Белоозеро, — о цели созываемого земского собора говорилось уже более определенно со ссылкой на непрестанные требования «всяких чинов людей», желавших избрать царя. Тогда и было принято общее решение «Совета всея земли», чтобы «всем сослатця во все городы… и обрати б на Владимирское и на Московское государство и на все великие государства Российского царствия государя царя и великого князя»[649]. Нормы представительства тоже были скорректированы: на собор в Москву требовалось прислать «изо всяких чинов люди по десяти человек из городов для государственных и земских дел»[650]. Общий смысл призывов, рассылавшихся из Москвы в первое время после ее освобождения, был сформулирован в следующих словах: «…Царский престол вдовеет, а без государя нам всем ни малое время быти не мощно»[651].

Главное дело с выбором нового царя едва не разрушилось из-за того, что первоначальный срок созыва выборных с мест был назначен слишком рано. В городах не оставалось времени ни провести выборы своих представителей, ни подготовить их отправку в Москву к «Николину дню осеннему». Точно неизвестно, сколько человек успело собраться в Москве к началу декабря по первому зимнему пути, но сколько бы их ни было, они не могли составить избирательный собор. Срок начала соборных заседаний был перенесен на месяц, и в города были отосланы новые грамоты с напоминанием о присылке выборных на день Богоявления 6 января 1613 года. Представительство на соборе было увеличено еще больше: «И мы ныне общим великим советом приговорили для великого земсково совету и государсково обиранья ехать к нам к Москве из духовново чину пяти человеком, ис посадцких и уездных людей двадцати человеком, ис стрельцов пять человек». Но с рассылкой грамот опять опаздывали, и грамоту на далекую Двину отправили только 31 декабря. Ясно, что доставлена она была после нового назначенного срока съезда выборных в Москву. В грамоте тем временем говорилось: «А изо многих городов к нам к Москве власти и всяких чинов люди съехались… А у нас за советом з Двины выборных людей государское обиранье продлилось»[652].

Во взаимоотношениях с Новгородским государством власти земского ополчения продолжали держаться дипломатического этикета, хотя Великий Новгород не воспринимали как чужой город. В грамоте воевод «у ратных и у земских дел» князя Дмитрия Трубецкого и князя Дмитрия Пожарского новгородскому митрополиту Исидору 15 ноября писали о созыве земского собора для избрания царя. Правда, ее смысл можно понять по-разному. С одной стороны, это был ответ на обращение митрополита Исидора, писавшего «к нам бояром и воеводам и ко всей земле, чтоб Московскому государству быти с вами под единым кровом государя королевича Карлуса Филиппа Карлусовича». Но с другой стороны, грамота правительства «Совета всея земли» не давала гарантий, что на соборе будет поддержан именно шведский королевич: «…и нам ныне такого великого государственного и земского дела, не обослався и не учиня совету и договору с Казанским и с Астараханским и с Сибирским и с Нижегородцким государствы, и со всеми городы Росийского царствия, со всякими людми от мала и до велика, одним учинити нельзя»[653]. Как видим, для соответствия статусу «Новгородского государства» в земской переписке появились Нижегородское и другие самостоятельные «государства» в составе царства. Всё упиралось в то, что не было выполнено давнее обещание о приезде королевича Карла Филиппа в Новгород. Держась буквы прежних договоренностей, в ополчении обещали послать к нему посольство «о государственных и о земских делех», но не больше того. Возможно, что попытка немедленно созвать собор уже 6 декабря тоже связана с политической борьбой вокруг этой кандидатуры. Новгородский посланник Богдан Дубровский, судя по его расспросным речам, выехал из Москвы только месяц спустя после того, как грамота в Великий Новгород 15 ноября была готова. Скорее всего, он ждал, но так и не дождался начала работы земского собора. В расспросных речах новгородский посланник подтвердил, что в Москве продолжают держаться кандидатуры Карла Филиппа, но единственное, на что он мог сослаться, была упомянутая грамота от земских бояр, немедленно отосланная в королевскую канцелярию в Стокгольм[654].