Книга Выбор, или Герой не нашего времени - Серж Середа

– Ну вот и всё, Вовчик, – снимая с себя одежду, произнёс Алексей, входя в номер. – Завтра в десять утра мы уже вылетаем в Париж.

– А сколько времени полёт? – поинтересовался Владимир.

– Около двух с половиной часов. Ну и как тебе Стокгольм?

– Потрясающий город, Алёша! Я что-то даже не заметил разницы между Стокгольмом и Питером.

– Это поначалу. Разница большая на самом деле. В отличие от России, это свободная от бандитов страна. Здесь всё же разделение властей наяву. Здесь король, правительство и парламент. У нас же один «пахан» на всех.

– Лёшка, узнаю тебя, юмориста, – улыбнувшись, сказал Владимир.

– Но внешнее сходство двух наших городов очень велико, потому что воды здесь так же много, как и в Питере. И потом скажу тебе как историк: мы воевали, дружили и опять воевали, и опять дружили со Швецией. И конечно, всё это время перенимали очень многое от них как от европейской цивилизации.

Затем Алексей открыл свой дипломат и достал оттуда пакет.

– Вот здесь твои новые документы, – продолжил Алексей, протягивая Владимиру кожаный портмоне. Ты теперь у нас Нарышкин Андрей Семёнович.

– Ну надо же: имя и отчество, как у моего папы, – сказал Владимир.

– Это специально сделано для того, чтобы ты меньше путался и привыкал быстрее. Какое-то время тебе, голубчик, придётся прятаться.

– Но Валерий… он же…

– Можешь не продолжать, – перебил Алексей, – ты же не знаешь, кто стоит за ним. Планировалась нешуточная по масштабу акция. И если так всё провалилось, они могут зачищать концы, убирая всех посвящённых людей.

– Откуда ты всё знаешь?

– Виктор Васильевич пробыл в Париже неделю с женой и дочерью. Как он рассказал, их ведомство переживает кризис. Работники, которых сократили, как правило, ушли в криминальный бизнес. Оставшиеся оперативники теперь зачастую кооперируются с бандитами и с ушедшими коллегами по работе.

– Ну не все же в конечном счёте являются негодяями, Алёша?

– О чём ты говоришь, Вова? В этом ведомстве, по определению не может быть порядочных людей. Ты что? Не знаешь, чем они занимались всё это время, начиная с 1917 года? Эта организация под разными аббревиатурами за весь период своего существования занималась только гадостями и репрессиями против своих граждан: подсматривание, подслушивание, натравливание, доносы, аресты, пытки, убийства. Что, разве не так?

– Это кошмар, конечно. Но я был далёк от этого.

– Тебе больше повезло. Ты не занимался оперативной деятельностью. Ты и в штате не числился, как я знаю. Ты учил офицеров махать руками и ногами. А они теперь эти приёмы используют, возможно, против порядочных людей.

– Алёшка, заяц ты…

– Скажу одно: Виктор Васильевич тоже будет оттуда смываться, и возможно, переедет во Францию или Штаты. У него единственная дочь. И они с женой очень опасаются за её жизнь. Он не вписался в бандитскую схему.

– Ну что дальше, мой спаситель? – улыбнулся Владимир.

– А дальше… в сауну уже поздно. Нам рано вставать, чтобы ехать в аэропорт Стокгольм-Арланда. Поэтому упростим. Раздеваемся и пошли в душ. Конечно, массаж я делать не умею, – с некоторым лукавством улыбнулся Алексей, – но спинку тебе по старой памяти могу потереть.

– Вот ты змей, Алёшка, – улыбнулся Владимир маленькому приколу со стороны Алексея.

После душа Алексей и Владимир, довольные, с обёрнутыми вокруг талий полотенцами, вошли в комнату, где посередине была установлена двуспальная кровать.

– Алёшка, насколько помню, у нас в гостиницах в номерах на двоих были две отдельные кровати.

– Ты отстал от жизни, Вова. Сейчас эти кровати универсальные. Они могут и стоять раздельно, и быть сдвинутыми, как сейчас, на случай, когда гостиница приобретает черты дома терпимости.

– Ты опять шутишь. Надеюсь, мы не в дом терпимости пришли.

– Ну, ты же знаешь, Вовчик, что я всегда говорю по смыслу обратное рассуждениям ханжей.

– Я понял тебя, – рассмеялся Владимир, – ты хочешь, чтобы мы спали рядом.

– Абсолютно точно. Как тогда в горах…

– Так как мне располагаться, Алексей Викторович, – сказал Володя и вновь улыбнулся.

– Тебе вдоль. Ложись. А я пока поперёк головой на твой знаменитый пресс. Сейчас я поведаю тебе главную тайну семьи Сашенко.

– Ты полагаешь, что у нас есть ещё нераскрытые тайны, – произнёс с улыбкой Владимир.

– Есть, Володя, да ещё какие!

При этом Алексей улёгся поперёк кровати на спину, положив затылок Володе на живот. А Владимир ладонью правой руки стал нежно теребить шевелюру Алексея.

– Алёшка, а где твои шрамы? Я ничего не вижу.

– И не увидишь. Ты что, думал, что во Франции коновалы работают? Это же нейрохирургия, а не слесарные работы. И потом, некоторая пластика там тоже была.

– А волосы когда уже успели так отрасти?

– Так операцию сделали почти два месяца назад, и у дураков, Володя, волосы растут не по дням, а по часам, – рассмеялся Алексей.

Володя тоже последовал его примеру. Некоторое время они лежали и молчали.

– Ну что? Начнём, пожалуй. Володя, протяни руку и возьми конверт, лежащий на тумбочке, – прервал молчание Алексей, – открой его и достань оттуда фотографии.

Владимир дотянулся рукой до тумбочки, взял конверт и достал фотографии. После того как он внимательно рассмотрел фотографии, он заговорил:

– Алёшка, ну и что? Я вижу фотографию твоего молодого отца в форме лейтенанта военно-воздушных сил СССР. Кстати, твоя мама Татьяна всегда говорила, что мы с ним похожи. Вот тут есть старенькая фотка. Так, это фотка… на ней я вижу моего потерянного в войну старшего брата Виктора. Ты что, взял её у моей мамы?

– Володя, вспомни: была ли на обороте фотографии, которая хранится у вас дома, хоть какая-нибудь надпись?

– Нет, у нас не было. Постой, а что здесь… обрывок надписи: «Виктор Са… от роду один год и четыре месяца». Ничего не пойму. Откуда взялась эта надпись?

– Володя. Это совсем другая фотография, она из дома моей матери и бабушки, а принадлежит она моему отцу, Виктору Рощину. Она была с ним всегда, с того самого момента, когда его полуторагодовалого нашли в лесополосе в 1942 году после бомбёжки поезда. Как ты видишь, имя на ней читается. Поэтому он носил истинное имя, данное ему родителями. Фамилия не читалась. И в детдоме ему дали фамилию Рощин. Всё остальное ты знаешь, я тебе рассказывал о нём неоднократно. Он жил в детском доме до самого поступления в военное училище.

Наступило полное молчание. Для Владимира и Алексея оно превратилось в вечность. Алексей привстал и сел на кровати. Владимир последовал его примеру. Они стали смотреть друг другу прямо в глаза.