Книга Богиня маленьких побед - Янник Гранек

– Я не хотел вам об этом говорить, чтобы не тревожить еще больше, но вчера вечером Курт по телефону попросил меня помочь ему уйти из жизни. И, если я ему на самом деле друг, мне надо принести цианида и записать с его слов последнюю волю.

– Боже правый! Я ничего не понимаю. На минувшей неделе он вновь заперся у себя в кабинете и вернулся к работе. И при этом совсем не выглядел подавленным.

– Это уже не просто депрессия. Здесь речь идет об остром психозе. Его нужно кормить через капельницу. И назначить надлежащее лечение.

Не желая больше слушать всю эту болтовню, я оставила их устраивать заговоры вместе со срочно вызванным утром врачом и потащилась в комнату Курта. В комнате, заваленной книгами, бумагами и лекарствами, царил мрак. Окна в ней больше не открывались; теперь Курт больше боялся не затхлых запахов, а кошмаров наяву. Его бессонные ночи населяли грабители и белые халаты, поставившие своей целью разрушить его разум. Наконец он засыпал, поверженный уколом успокоительного, вколотым чуть ли не насильно после долгих часов переговоров. Из-за тонкой стенки до меня доносился разговор Оскара, Рудольфа и врача. Они обсуждали меня.

– Адель упустила слишком много времени.

В последние месяцы Курт будто с цепи сорвался; я, вероятно, не обратила на это должного внимания, и он продолжал работать. Болезнь никогда не влияла на его умственные способности, в отличие от физических. Напуганный его состоянием, Моргенстерн попросил Рудольфа как можно быстрее приехать в Принстон. Сам он не сумел убедить Курта начать питаться. Но тогда по какому праву они теперь обвиняют меня в небрежении? Несмотря на всю их науку и высокомерие, им не удалось сделать ровным счетом ничего.

В то утро мужа в комнате я не обнаружила. На мои призывы он не отвечал. В ИПИ его тоже не было. Один из наших соседей обошел окрестности в попытках его найти, но тщетно. Курт исчез. В конечном счете Оскар нашел его лежащим на полу в прачечной за котлом. Взор его блуждал, глаза обезумели. Он был до смерти напуган, совершенно меня не узнавал, но при этом пребывал в убеждении, что ночью в дом забрались враги, чтобы впрыснуть ему в вену яд.

Раньше, будучи моложе, я, как и все, боялась, чтобы на нас ударом огромной дубины не обрушился злой рок. И выторговывала у судьбы индульгенции, не понимая, что мы уже были обречены. Приходя постепенно и тихо, несчастье не кажется таким страшным. Оно притупляет боль и приглушает чувства, чтобы инкогнито поселиться в вашей душе. Я не сумела сдержать натиск его болезни, стараясь не видеть, как она, будто ребенок, растет и набирает мощь. Окружающие очень любят говорить: «Как же он вымахал, этот наш малыш!» Но для матери этот процесс проходит незаметно и обращает на себя внимание единственно посредством штанов, которые вдруг становятся слишком короткими. В случае с Куртом это были не штаны, а костюмы, которые теперь висели на нем, как на вешалке. Близкие отношения между двумя людьми не замечают безумия, напрочь его отрицая. Сумасшествие можно отнести к категории скрытых расстройств. Оно разрушает втихаря, вызывая длительное расстройство психики, и так до тех пор, пока не перейдет в стадию острого кризиса, когда реальность вступает в схватку с вашим отрицанием и отнимает все то, что вы, казалось, защищали. А окружающие тут же в крик: «Почему вы ничего не сделали?»

На какое-то время я застыла в неподвижности, глядя на Курта, метавшегося в беспокойном, судорожном сне. Он скрючился клубочком вокруг своей боли, сжав кулаки и прижав их к животу. Я поправила одеяло, сползшее с тщедушного, невесомого тела. В нагом виде он не представал предо мной вот уже много лет. Я глядела на эту плоть, когда-то до боли знакомую, на худые ноги, на мужское достоинство, теперь совершенно бесполезное. От тела, которое я когда-то любила, ласкала и лечила, осталась лишь оболочка. Можно было без труда различить форму его черепа. Человека больше не было, от него уцелел один только скелет и то, что я сейчас перед собой видела, было всего лишь воспоминанием.

Все мое мужество куда-то подевалось. Во мне поселилась толстая старуха с зачерствевшим сердцем. Все естество криком кричало отказаться от борьбы. Я раздалась вширь, в то время как он буквально светился, будто я высосала из него всю плоть. Хотя это именно он выпил из меня все соки и воспользовался в качестве дополнительного аккумулятора. Последние годы казались мне бесконечными. Детей у нас не было. После меня на этой земле не останется ровным счетом ничего. Я стала пустым местом и превратилась в одну сплошную муку. Но даже не имела возможности выказать свою слабость из страха, что он еще глубже погрузится в депрессию. Когда меня увезли в больницу, он вообще перестал есть. Если сдам я, сдаст и он. На кой тогда все это продолжать? Курт уже не поправится. Он назначал в своем кабинете встречи, но никогда на них не являлся. А с незнакомыми людьми общался исключительно через «надежных» третьих лиц. Блажь гения-затворника больше не беспокоила никого. Мужа не пугали визиты только двух людей – Оскара и его сына Карла. Юный Моргенстерн хотел стать математиком. Курт любил с ним дискутировать. В чем он мог быть примером для этого мальчика? Кто пожелал бы закончить жизнь, как он? В 1966 году в Вене умерла его мать, но мужа на похоронах не было. Вместо него пришлось ехать мне. Какая печальная ирония! Курт довольствовался лишь тем, что нашел предлог: «Почему я должен полчаса стоять под дождем у разверстой могилы?»

Интересно, если меня не станет раньше него, он придет на мои похороны? Оскар, наверное, принесет ему цианид. Идеальным решением было бы одно отравленное яблоко на двоих: 220 плюс 284, мы замкнули бы петлю времени. И тогда я была бы совершенно уверена, что на погребальной процессии он будет рядом.

Держась за стену, я вернулась в гостиную и рухнула в кресло. Выбраться из него без посторонней помощи я потом уже не смогу. Трое мужчин молча смотрели на меня. Они и меня с удовольствием отправили бы в сумасшедший дом. Пришло время сложить оружие. Внутри царила пустота. От меня осталась лишь огромная, полая оболочка.

– Поступайте как считаете нужным.

– Вы сделали правильный выбор. Он нуждается в специализированном психиатрическом уходе.

– Мы найдем вам помощницу по дому. Одна, Адель, вы больше не справитесь.

51

– Вы сегодня здорово припозднились, красавица моя. Нашли себе другое развлечение?

Энн швырнула сумку на сиденье из искусственной кожи. Скрепя сердце она приехала в пансионат после работы, чтобы как можно быстрее выполнить неприятную обязанность: рассказать Адель о распоряжении директора Адамса. Думая о нем, Энн каждый раз хотелось биться головой о стену. Нужно было выложить ему всю правду в глаза и никогда не прикуривать эту сигарету. Теперь ей стоило огромных трудов не побежать и не купить целую пачку. Затылок ломило, и молодая женщина проклинала эту боль. Ночь, проведенная с французом, так и не позволила ей расслабиться, хотя в этом деле ему вполне можно было бы присудить еще одну Филдсовскую премию. Он ушел почти сразу, чтобы побыстрее вернуться к работе, почерпнув толику вдохновения и не преминув при этом предложить и далее следовать по этому пути, демонстрирующему их идеальную совместимость. Энн позавтракала в одиночку, размышляя над рисунком фон Неймана, висевшим в рамочке над посудным шкафчиком. А заодно и над своей судьбой жены моряка.