Книга Колесо страха (сборник) - Абрахам Грэйс Меррит

– Нет, – ответил я. – Мне нужно…

Мою фразу прервал грохот – словно рука, прижатая к моему рту. На кряж обрушилась волна, сотрясая его. Я почувствовал на лице брызги – будто его снова коснулся кнут Дахут, будто ее холодные пальцы коснулись моих глаз… И вдруг Макканн и Рикори показались мне нереальными, призрачными. И я увидел размытый силуэт Дахут на тропе между кряжем и морем…. И я услышал в сердце своем голос – голос владыки Карнака и мой собственный. Как я смогу убить ее, каким бы злом она ни была?

Затем до меня донесся голос Рикори… как долго он уже говорит?

– …и когда прошлой ночью вы не появились, я, как вы и предположили, поступил по своему усмотрению. Мы отправились сразу же, как только удостоверились, что Хелена в безопасности. Убедили охрану у ворот позволить нам пройти. Больше они никакие ворота охранять не будут. Мы увидели огни и подумали, что вы, наверное, где-то рядом с ними. Мы разделились, и я и Макканн случайно набрели на этот тактически выгодный наблюдательный пункт. Мы не заметили ни вас, ни мадемуазель Дахут…

Дахут!.. Очередная волна обрушилась на скалу, сотрясая ее, а затем уползла обратно в море, крича: «Дахут!» Очередной порыв ветра налетел на кряж, ревя: «Дахут!»

– Они внизу, ждут нашего сигнала… – продолжал говорить Рикори.

Я тут же сфокусировался.

– Сигнала к чему?

– К тому, чтобы прекратить то, что тут творится, – ответил он.

Рикори указал вниз, и я увидел, что край скалы чернеет на фоне красноватых отблесков. Я подошел ближе и посмотрел вниз.

Прямо передо мной возвышалась пирамида. «Как странно, она кажется такой близкой! – подумал я. – Как высоко вздымаются монолиты!»

Пирамида словно находилась всего в нескольких ярдах от меня, а де Керадель – на расстоянии вытянутой руки. Я знал, что на самом деле нас разделяет множество камней и примерно тысяча футов, но мог не только видеть саму пирамиду – так отчетливо, будто стоял с ней рядом, – но и смотреть сквозь ее стены.

Странно было и то, что, хотя повсюду выл ветер столь сильный, что он едва не сдувал нас со скалы, пламя у пирамиды не колыхалось, подрагивая лишь тогда, когда ему подавали пищу из черных кувшинов. И хотя ветер дул со стороны моря, дым от огней тянулся к нам.

И странной была тишина у монолитов, когда рокот моря лишь нарастал. Вспышки молнии не затмевали огней, гром и рокот волн не проникали сквозь окутавшую поляну тишину. Люди, которые подпитывали пламя, носили не белое, а красное. И де Керадель был облачен в красную мантию вместо белой – для жертвоприношений. На нем был черный пояс, но с алыми символами, а не серебристыми.

Огней было десять, они располагались полукругом вокруг трех алтарей-монолитов у порога пирамиды. Каждый из костров взметался выше человеческого роста, пламя было ровным. Над кострами вился дым. Эти столбы дыма были толщиной с руку. Поднявшись в два раза выше костров, клубы дыма изгибались и устремлялись прямо к порогу пирамиды. Они походили на десяток черных артерий, пронизанных алыми нитями, а огни были сердцами.

Черный выдолбленный алтарь скрывался за большим костром, сиявшим не только красным, но и черным. И это пламя не казалось ровным – оно пульсировало в медленном ритме, будто и вправду было сердцем. Между ним и огромной гранитной плитой, на которой совершались жертвоприношения и дробились кости жертв, стоял де Керадель.

На жертвенном камне что-то лежало. Сперва я подумал, что это человек, настоящий гигант. Но затем я разглядел, что это был огромный сосуд странной формы.

Ванна.

Я мог заглянуть в нее. Она была наполовину наполнена густой красно-черной субстанцией, на поверхности которой плясали крошечные огоньки – не бледные, как огни Святого Эльма, но алые, полные жизни. Именно отсюда черпали кувшинами топливо для огней люди, которые следили за ними. И оттуда зачерпнул де Керадель, бросив пригоршню светящейся в руках жидкости в огонь. На пороге пирамиды стоял другой сосуд, огромная чаша, будто для крещения. Она была полна, и ее поверхность освещалась красными огоньками.

Дым от десяти огней – десяток пронизанных алым артерий – соединялся с дымом, который поднимался от пульсирующего огня, и затем этот единый столб устремлялся внутрь Пирамиды.

Тишину нарушил шепот, тихий скорбный вой, и у подножия монолитов принялись вздыбливаться тени. Они поднялись, утопая по колени в земле, как я впервые увидел их… а затем их оторвало от земли и повлекло в пирамиду – воющих, дрожащих, пытающихся спастись.

Внутри пирамиды их ждал Собиратель. Тьма.

Я сразу и не понял, что Оно было там. Но Оно уже не представляло собою нечто аморфное, туманное, не было частью чего-то неизмеримо большего, обитающего вне нашего пространства. Собиратель облекался формой. Сквозь него текло алое пламя, будто ток его зловещей крови. Оно постепенно становилось материальным.

Сосуд у порога пирамиды опустел.

Де Керадель наполнил его из ванны… и снова… и снова…

Собиратель пил из сосуда и питался тенями и дымом огней, чья жажда утолялась кровью. И постепенно обретал плоть.

Я отпрянул, прикрыв глаза.

– Что вы видите? – спросил Рикори. – Я вижу лишь людей в красном, далеко отсюда, которые подливают в огонь масло, – и еще одного, стоящего перед каменным домом. А вы, Каранак?

– Я вижу, как открываются врата ада… – прошептал я.

Я заставил себя продолжать смотреть на то, что рождалось в каменной утробе пирамиды… и застыл, не в силах более отвернуться. Я услышал голос – мой собственный голос – кричащий…

– Дахут… Дахут… Пока не слишком поздно!

Ответом мне был затихший рокот волн. Над кряжем слева от нас вспыхнуло зеленое свечение… Но со своим странным зрением, дарованным мне Дахут, я не мог сказать, близко или далеко оно было. Оно вытянулось, принимая овальную форму…

И превратилось в Дахут!

Дахут… Она была облачена в бледный зеленый огонь, ее глаза, подобные озерцам фиолетового света, были яркими, распахнутыми так широко, что радужка не касалась век. Ее лицо стало белым, как морская пена, жестоким, насмешливым, ее волосы вились золотистыми нитями. Где бы она ни находилась, для меня она казалась столь же близкой, как и де Керадель. Будто она стояла над пирамидой и могла коснуться де Кераделя, вытянув руку. В эту ночь, как и тогда, в краю теней, для меня не существовало расстояний.

Я схватил Рикори за запястье и прошептал, указывая:

– Дахут!

– И вижу лишь далекий светящийся силуэт, – ответил он. – Кажется, это женщина. Сейчас, когда вы меня коснулись, кажется, я могу разглядеть ее лучше. Что видите вы, Каранак?

– Я вижу Дахут, – ответил я. – Она смеется. Ее глаза – не глаза женщины… и ее лицо тоже. Она смеется. Разве вы не слышите ее, Рикори? Она зовет де Кераделя… Ее голос сладок и безжалостен… Как море! Она зовет его: «Отец мой, я здесь!» Он видит ее… Тварь в пирамиде чувствует ее… Де Керадель кричит: «Поздно, дочь моя!» Он смеется… Он уверен в победе… Но тварь в пирамиде – нет. Она почти облеклась плотью. Дахут снова взывает: «Рожден ли уже мой суженый? Дело сделано? Услышан ли твой зов? Воплотился ли мой жених?» Вы не слышите, Рикори? Я слышу ясно, будто она стоит рядом…