Книга Читающая по цветам - Элизабет Лупас

– Это моя вина.

Я обернулась. Глаза тетушки Мар были открыты. Нико договорился, чтобы в наши покои принесли и собрали несколько узких кроватей, и очень ласково и тактично помог уложить ее на одну из них. Она выглядела измученной, но чуть заметно улыбнулась мне, и сердце мое наполнилось облегчением.

– Думаю, это была какая-то девица с улицы, – сказала она. – Но он хорошо ее обучил. Она сказала «Tante Mar» совсем как ты и позвала на помощь. Вот я и велела Уоту открыть дверь.

Она подняла руку, словно хотела перекреститься, но рука бессильно упала обратно на грудь, и она снова закрыла глаза.

Я еще один раз потерлась лицом о шелковистую шерстку Сейли, потом встала с пола и подошла к ней.

– Это не твоя вина, Tante Mar, – сказала я. – Джилл тоже был введен в заблуждение, и Уот, я уверена, все равно бы открыл дверь. Смотри, доктор Люзжери оставил для тебя настойку ландыша – если хочешь, я смешаю ее с медом и вином, и ты сейчас выпьешь глоток.

– Нет, не сейчас, – ответила она, вновь открыв глаза. – Может быть, потом, когда я буду готова отойти ко сну. Я так рада, что ты и наши малышки спаслись, и мне хочется просто смотреть и смотреть на вас троих.

Я поправила ее подушки и спросила, удобно ли ей. Потом подошла к кровати, на которой лежала Дженет, и положила руку ей на лоб. Ее кожа была горячей и влажной, лицо покраснело. Доктор Люзжери сказал, что у нее будет небольшой жар.

Я пригладила ее волосы, затем через всю комнату прошла к окну и посмотрела в него. Оно выходило на южную сторону, где располагался дворцовый парк; низко над горизонтом блестели созвездия Ориона и Близнецов, и небесный свод делила надвое серебряная пелена Млечного Пути.

– Лорентен хотел получить ларец, – промолвила я. – Все всегда связано с ларцом. Мы бы сейчас были благополучны и счастливы в Грэнмьюаре, все, даже Александр, если бы той ночью я отказалась взять его у Марии де Гиз. Если бы я тогда незаметно ускользнула, и пусть бы они все перессорились из-за него. Прошло бы несколько недель, прежде чем граф Роутс вспомнил бы обо мне, и к тому времени мы с Александром были бы уже женаты.

– Если бы ты не взяла той ночью ларец, – сказал Нико, – им бы завладел Морэй. Им бы завладели лорды Протестантской Конгрегации и Джон Нокс. Они бы взяли секретные записи Марии де Гиз и использовали их против дворян-католиков, чтобы еще больше укрепить свою власть, а секреты, компрометирующие их самих, просто утаили бы. Мария Стюарт, разумеется, никогда бы не вернулась в Шотландию – ее вполне могли бы втихую отравить еще тогда, когда она была королевой Франции. Мир был бы другим, ma mie, если бы ты той ночью не взяла ларец.

Я обернулась и посмотрела на него. Его лицо было белым, как мел, а под глазами – темные круги… От чего – от утомления? от сердечной муки? от чувства неведомой мне вины? Это было одно из тех редких мгновений, когда я и впрямь могла представить его себе в роли монаха, отдавшего всю жизнь молитвам во искупление грехов мирян.

– Да, – ответила я. – Мир был бы другим. И я не уверена, что тот мир, который мы имеем сегодня, и в самом деле лучше.

Он прошел через комнату и обнял меня, так просто и безыскусно, как если бы мы оба были детьми.

– Мир таков, каков он есть, – промолвил он. – Твои дочери здоровы и находятся в безопасности. Грэнмьюар цел. Ринетт, я должен тебе кое-что рассказать.

– Что-то хорошее?

– Нет.

Я наклонила голову и прижалась лбом к его плечу.

– Тогда не рассказывай – я не хочу этого слышать. Только не сейчас, не нынче вечером, после того что случилось. Прошу тебя, Нико.

– Тогда завтра. Это важно, ma mie.

– Хорошо, завтра.

Он стянул с моей головы чужой чепец и легко провел рукою по моим волосам, вернее по тому, что от них осталось. Я всегда воспринимала их как нечто само собой разумеющееся, потому что они всегда у меня были – длинные, ниже пояса, блестящие и каштаново-золотистые, как отполированный панцирь морской черепахи, выпрямленные своим собственным весом, но немного волнистые на концах. Теперь у меня их больше не было. И бирюзового ожерелья моей матери тоже больше не было. Я потрогала обкорнанные концы на затылке – они были неровными и колючими.

– Я похожа на мальчика, – сказала я.

Он коснулся губами моего виска.

– Нет, – прошептал он, – не похожа.

Где-то в городе колокол зазвонил третью стражу. Полночь. Неужто только этим утром тетушка Мар и Дженет одевали меня на свадьбу Мэри Ливингстон? И, может быть, как раз сейчас Мэри Ливингстон и Джона Семпилла укладывают в роскошную, подаренную им королевой кровать с алыми занавесками?

А Уот Кэрни лежит мертвый.

Мертв и Блез Лорентен. Я убила его своими собственными руками.

Рэннок Хэмилтон сейчас где-то в городе. Жив он или мертв? Я этого не знала.

Как бы то ни было, Майри и Китти сейчас в безопасности, в доме сэра Уильяма Мэйтленда из Летингтона.

Я обняла Нико за талию и прижалась к его груди. От него пахло померанцем и миррисом и еще – лилово-золотистыми цветами паслена сладко-горького. И он был таким восхитительно теплым и сильным.

– Я так устала, – вымолвила я.

Он наклонился, взял меня под колени и поднял на руки.

– Джилл, Дэйви, – позвал он, – сложите вон то одеяло, мой плащ и накидку мистрис Ринетт. И пододвиньте одну из этих коек к окну. Давайте устроим на ней вашу госпожу как можно удобнее.

Я закрыла глаза, и до меня донеслось шуршание складываемой ткани. Потом меня опустили на узкую низкую кровать. Как видно, одеяло хранилось, переложенное веточками розмарина, и сохранило их терпкий аромат. Розмарин – чтобы помнить; трава любви и брака. В мой подбородок ткнулся холодный собачий нос – Сейли. Я услыхала, как он завертелся вокруг своей оси и плюхнулся рядом с кроватью. Вытянув руку, я положила ладонь ему на спину. Она была теплая, и я чувствовала, как бьется его сердце.

– Я буду спать прямо тут, под дверью, – словно откуда-то издалека послышался голос Джилла. – Если кто-нибудь попытается войти, ему придется топать прямо по мне.

– И по мне, – сказал Дэйви.

– Славные малые. – Голос Нико раздался где-то близко. Я почувствовала, как он укладывается рядом со мною, спиною к стене. Я повернулась, чтобы лежать к нему лицом, и ощутила под боком твердый продолговатый предмет – кинжал Блеза Лорентена, все еще заткнутый за золотую цепь от футляра для ароматических трав. Я опять перевернулась на спину.

– Этот кинжал, – капризно, точно малый ребенок, промолвила я. – Я не могу лечь, как мне удобно.

Он расстегнул цепь и отложил ее в сторону вместе с кинжалом.

– Вот, – сказал он. – Так лучше?

– Да. Спасибо.

– Жаль, что мы не оставили его там, в переулке. Можно, я завтра же избавлюсь от него?