Книга Хроники невозможного. Фактор "Х" для русского прорыва в будущее - Максим Калашников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не устану повторять: для научно-технических прорывов нужны именно «безумцы». Потому что «признанные специалисты» чаще всего ошибаются, принимая новое за плоды воображения сумасшедших.
Обычные люди вообще чертовски консервативны. Почтенная публика чаще всего выступает в роли стада баранов-ретрогадов. Возьмем, скажем, биографию великого английского врача Эдварда Дженнера, принесшего человечеству огромное благо: первую в мире вакцину. Именно Дженнер в 1796 году сделал первую в истории прививку против черной оспы, используя биоматериал от переболевшей коровы. Изобретение Дженнера спасло, пожалуй, сотни миллионов (если не пару миллиардов) жизней – ведь оспа убивала треть заболевших, а остальных оставляла обезображенными. Но Бог ты мой, сколько же пришлось выдержать Дженнеру-новатору! Против него выступила церковь. В публике ходили самые дикие слухи о прививках. Помню карикатуру тех времен: у одного привитого из задницы вырастает пол-теленка, у другого – коровьи рога. Когда сегодня наблюдаешь циркуляцию страхов и ужасов в публике по поводу генетически модифицированных продуктов или стволовых клеток, то поневоле вспоминаешь историю Дженнера. Хотя он победил: в конце концов, его прививки стали государственным делом, оспа отступила.
Однако факт остается фактом: первоначально изобретателя вакцины готовы были с потрохами слопать.
Уж коли разговор зашел о медицине, то здесь пример ослоумия «признанных экспертов» наиболее нагляден.
Вплоть до второй половины XIX столетия тогдашние врачи буквально убивали пациентов. Доктора той эпохи не мыли и не обеззараживали руки, отчего переносили инфекцию. Особенно это касалось рожениц. Так называемая «родильная горячка», вызванная заражением женщин, влекла за собою чудовищную смертность и рожениц, и новорожденных. До тупых мозгов тогдашних докторов не доходила мысль о существовании болезнетворных микроорганизмов, открытых аббатом Спаланцани и Луи Пастером (Крайф П. де. Охотники за микробами. М.: Молодая гвардия, 1957).
Однако медики рук не обеззараживали, перенося на них гноеродные бактерии. Так, в Вене 1840-х существовали две акушерские клиники. В одной, где практиковались студенты-медики, женщины мерли, как мухи – погибало до трети рожениц. В другой, где готовили акушерок, смертность была куда ниже. (Водовозов А. Остановись, гниенье! // Популярная механика, сент. 2010 г.). В 1847 году врач Игнац Филипп Земмельвейс занялся проблемой и доказал: рожениц убивают сами медики: ибо студенты шли работать в родильное отделение после учебных вскрытий трупов, перенося заразу на руках. Земмельвейс придумал обрабатывать руки медиков хлорных раствором, за 1847 год снизив процент смертности рожениц в клинике с 18,3 % в месяц до 1,2 %. Казалось бы, все блестяще доказано – и опыт нужно внедрять, но…
«…Когда Земмельвейс попытался пропагандировать новый метод среди коллег, его подняли на смех и объявили шарлатаном. Во-первых, травить холеные руки хирурга хлоркой – нонсенс, кожа трескается и грубеет. Во-вторых, родильная горячка возникает сама по себе. В-третьих, сомневаться в чистоте рук докторов и обвинять их в убийстве собственных пациентов – это вызов всему врачебному сообществу. Началась самая натуральная травля врача-новатора. В марте 1849 года Земмельвейса изгнали из Венского университета, его методика была забыта, смертность в обеих клиниках вернулась к прежним показателям, “смута” была устранена, “честь мундира” спасена», – пишет А. Водовозов.
Психика врача не выдержала. Он еще пробовал пропагандировать свой опыт, уехав в Венгрию. Но и там его работа подвергалась шквалу нападок. В 1865 году врач умер в психиатрической лечебнице. Памятник ему установили лишь в 1906 году.
Почти одновременно «признанные специалисты» едва не затравили английского доктора Джозефа Листера – еще одного пионера антисептики, почитателя работ Луи Пастера. В его клинике в Глазго пациенты хирургического отделения после операций умирали пачками. Оно и немудрено: хирургическое отделение лазарета поставили на месте бывшего холерного барака, рядом с едва забросанными землей трупами умерших от холеры (запах разлагающихся тел проникал в хирургический блок). Листер ввел обеззараживание карболкой помещений, рук и хирургических инструментов, резко снизив послеоперационную смертность. В 1867 году Листер публикует работу «Об антисептическом принципе в хирургической практике».
«…Она в точности повторила судьбу публикаций Земмельвейса – ее подняли на смех. Старая английская профессура приняла работу “сорокалетнего выскочки” за личное оскорбление: заливать гангрену карболкой? Распугивать неведомых зверюшек, которых ни один порядочный врач не видел ни в одной воспаленной ране?» – пишет А. Водовозов.
Но Листер не сломался и доказал свою правоту, союзничая с Луи Пастером (тот тоже показывал опасность занесения микробов в раны). Листер отстоял свою правоту. Но сколько лет и нервов ему это стоило!
А тот же Пастер, что доказал: болезни – от микроорганизмов бывают? «Теория Луи Пастера о микробах – смешная фантазия!» – заявлял Пьер Паше (Pierre Pachet), профессор психологии университета Тулузы, в 1872 году.
Ну ладно, это психолог х…ню спорол. Но ведь против учения Пастера и других основоположников микробиологии ополчались вполне «компетентные» медики!
«В Париже Пастер проповедовал, что вскоре будут найдены микробы чахотки, но против этого безумного пророчества восставала вся корпорация парижских врачей во главе с выдающимся доктором Пиду.
– Что? – кричал Пиду. – Чахотка вызывается микробами? Определенным видом микроба? Вздор! Дикая мысль! Чахотка имеет тысячу разных форм, и сущность ее заключается в омертвлении и гнойном разрушении плазматического вещества в легких; а это разрушение происходит от массы различных причин, об устранении которых и следует позаботиться врачам и гигиенистам.
Так, с помощью самых нелепых и бессмысленных теорий боролись парижские врачи против пророчеств Пастера», – пишет Поль де Крайф, рисуя обстановку 1873 года.
Наверное, сегодня всякий знает о том, что Луи Пастер был создателем медицины прививок, вакцинации. Именно благодаря Пастеру мир сегодня спасен от периодических эпидемий. Но ведь и великий француз едва не был уничтожен в самом начале пути.
Восхождение Пастера к вершине славы началось с прививок против бешенства. До них каждый человек, укушенный больным животным, был обречен. В 1885 году ученый с помощью препаратов из кроличьего мозга впервые спас девятилетнего Йозефа Майстера из Эльзаса: мальчик получил четырнадцать ран от бешеной собаки. Ему повезло: его успели привезти к Пастеру всего лишь три дня спустя после этого. Парнишку удалось спасти. И тогда к французу хлынул поток искусанных буквально со всех стран света. Многие приезжали слишком поздно, когда уже ничего нельзя было сделать.
Пастер спешил настолько, что слишком быстро перешел от опытов над животными к спасению реальных людей. Да, Пастер впервые в мире начал вырывать людей, укушенных бешеными животными, из лап смерти. Но, увы, 7 % привитых все равно умирали. И тогда началось шельмование Пастера, его стали называть убийцей.
Как всегда, вокруг ученого-подвижника собралась толпа «признанных специалистов», только того и ждущих, как повода растерзать первопроходца. Они сразу же стали орать, что больные в некоторых случаях погибают не вопреки прививкам, а благодаря им. Первый удар наносит профессор Петер, объявляя прививки крайне пагубным делом. Один за другим в лабораторию Пастера приезжают профессор Фриш из Австрии, профессор Спичка из Америки, португальский ученый Абрео, итальянцы де Ренци и Аморозо. Пастер рассказывает и показывает им все, что только можно, пытаясь убедить: прививки – это прорыв.