Книга Наказать и дать умереть - Матс Ульссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Йоте что-то промычал, и я убрал ладонь с его рта.
– Я ему не отец, – выдохнул он.
Старик сжался в комок и дрожал от напряжения. Он не отрывал взгляда от телевизора, но вряд ли воспринимал, что происходит на экране.
– Но так там написано, – настаивал я.
– Это неправда, – прошептал Йоте.
Он сжал челюсти и снова отвернулся к окну. В уголке правого глаза блестела скупая слеза – неудивительно, что слезные железы Йоте Сандстедта атрофировались.
Такие люди не плачут.
Между тем я вошел в азарт. В одном фильме я видел, как мучитель заставил истязуемого говорить, схватив его за мошонку. Я оглядел Йоте Сандстедта. Ничего похожего на мошонку в его штанах не просматривалось. Старик едва не закричал, когда я запустил ладонь туда, где она должна быть, поэтому я быстро вытащил руку и снова зажал ему рот.
– Говори! – велел я.
Йоте кивнул, и я снова убрал ладонь с его губ.
Старик театрально вздохнул:
– Вы ничего не понимаете. Тогда были совсем другие времена.
– То есть ты мог вытворять что заблагорассудится?
– Нет, но я сделал то, что посчитал правильным.
– И обошел закон, это хочешь сказать?
– Сейчас тебе легко говорить. Знал бы ты, каково нам тогда приходилось.
– Что ж, я готов выслушать.
– Ты не жил в то время.
– Давай по делу, а?
– Вы, молодежь, такие нетерпеливые. Но… Айне приходилось несладко.
– Айне?
– Его матери. Ей было семнадцать, когда она родила мальчика. А в одиннадцать Эверт впервые ее взял.
– Что еще за Эверт?
– Ее отец.
Должно быть, вид у меня в эту минуту был действительно идиотский. Старик улыбался, наслаждаясь моей реакцией.
– Не ожидал, да?
– То есть этот Эверт…
– И отец, и дед Герта-Инге одновременно.
На экране беззвучно плакал мальчишка в ярком полосатом костюме и с торчащими в разные стороны волосами. Создавалось впечатление, что, рыдая, он сорвал себе голос.
– Айна была красавицей и любила праздники. Я был частым гостем в ее доме и не стыжусь того, что частенько ложился с ней в постель. Секс нравился Айне не меньше, чем выпивка. – Йоте Сандстедт разговорился. Больше мне не нужно было его подгонять. – Эверт устроил так, что в церковных книгах стояло «отец неизвестен», но Айне это не нравилось. Не то чтобы она очень любила малыша, однако считала, что у ребенка должен быть отец. В общем, мне пришлось кое на кого нажать, чтобы отцом записали меня.
– Великодушно, – похвалил я.
– После Айна больше не требовала от меня ни денег, ни подарков.
– А люди что, неужели молчали?
– Айна вбила в голову сыну то, что хотела. Она все еще надеялась создать настоящую семью, но так и не смогла заставить себя жить с одним мужчиной. В конце концов ее муж не выдержал. Он был официантом. В «Грипсхольме», если я правильно помню, а потом уехал в Америку. Больше о нем ничего не слышали. Мне кажется, он любил мальчика.
– Но об этом человеке вообще ничего нет в бумагах, – удивился я.
– И кому от этого плохо?
– Мальчику, Герту-Инге.
– Все шло своим чередом, пока ты не вмешался. Чего ради? – недоумевал Йоте.
– Правды.
Старик вздохнул:
– Кому она нужна?
– Разве ты не знаешь, чем сейчас занимается Герт-Инге?
– Он много работает, – ответил старик. – Больше, чем другие, поэтому устроил свою жизнь лучше многих.
– И развлекается тем, что бьет розгами женщин, ты в курсе?
– Теперь да.
– Неужели у тебя раньше не возникало подозрений? Помнишь, мы говорили о Бодиль Нильссон? – (Йоте молчал.) – Тебе не приходило в голову, что это сделал Герт-Инге?
Он вздохнул и снова посмотрел в окно. Снаружи совсем стемнело. Передача о моде закончилась, и теперь на экране распинался повар в белом колпаке.
– Даже если и так, – услышал я голос Йоте. – Это хулиганская выходка, не более. Он не мог найти подход к девушкам…
– …и стал отлавливать их по округе и пороть розгами, – закончил я его мысль.
– Но ведь от этого никто не умер?
– И поэтому ты наплевал на расследование.
– Здесь нечего было расследовать.
– И потом, – продолжал я, не обращая внимания на его оправдания, – ты ошибаешься, если считаешь, что никто не умер. Убиты по крайней мере три женщины, а может, и больше.
– Но этого я действительно не знал.
– И сдается мне, твой «мальчик» имеет к этому самое непосредственное отношение.
Йоте Сандстедт впервые посмотрел мне в глаза. Он молчал.
– Я не прощаюсь. – Я поднялся со стула. – Возможно, в следующий раз тебе предстоит беседовать с инспектором криминальной полиции Эвой Монссон. А до ресепшена и сам доковыляешь, если понадобится.
С этими словами я схватил шнур и выдернул звонок для вызова персонала.
Оставив Йоте наедине с кричащим телевизором, я вышел во двор и по аллее направился к своей машине. Было совсем темно, и я никого не видел. И надеялся, что никто не видит меня.
Дома Арне готовил мешанину из остатков недоеденных в обед колбасок, лукового соуса и картофельного пюре. Я рассказал ему, как провел день, не упомянув лишь о расправе, которую учинила мне Эва в полицейском участке. Если Арне и впечатлил мой монолог, виду он не подал.
– Здесь всегда творилось черт знает что, – подытожил старик, убирая посуду.
Потом настал черед кофе и коньяка, и настроение Арне поднялось.
Мальмё, ноябрь
Он был так ошеломлен, когда женщина схватила его за руку, что чуть не упал на раскрытую дверь машины.
– Простите, не хотела вас пугать, – рассмеялась она.
А он не просто потерял равновесие – он лишился дара речи.
Он помнил ее красивой, но не настолько. И теперь, глядя ей в лицо, узнавал каждую деталь: коротко остриженные светлые волосы, улыбку, манеру говорить.
– Вы меня помните? – спросила она, и он кивнул. – Вот и отлично. А я припарковалась неподалеку и вдруг узнала вашу машину. Теперь вижу, что не ошиблась. Решила поздороваться с вами. Я что, действительно так вас напугала?
Он молча замотал головой. Что он должен был ответить?
День выдался солнечный, но ветреный. Ее волосы разлетались в разные стороны.
Ему захотелось к ним прикоснуться, схватить ее, вцепиться, но что потом? Примерно то же было с Катей Пальм, которую он любил, как и эту женщину. Но Катя, в отличие от Лизен, его не замечала.