Книга Загадочные страницы русской истории - Николай Ефимов

Впрочем, и для гвардейцев, живших в столице, служба также составляла основу бытия, исключая, конечно, известные периоды «общегосударственного разврата», когда и Двор, и все вокруг были озабочены исключительно личным обогащением и пребывали в праздности. Но это — тема иная.

Весьма интересны в этой связи выдержки из «Памятной книжки» поручика л. — гв. Семеновского полка Александра Благово за 1739 год — записи, в которых отражались погода, основные дела и денежные траты ротного командира:

«Июнь.

12. Вторник, предивная погода. Полковой строй был, палили по 7 патронов…

15. Пяток, изрядно ввечеру дождик. Полковой строй был, палили по 11 патронов.

Июль, или Липец.

28. Суббота, ветрено. Полк учил маэор наш герцог Брауншвейгский, палили изрядно по 15 патронов.

Сентябрь. Вересень.

11. Вторник, студено. Полковой строй был, палили по 25 патронов, принц учил изрядно.

12. Среда, хорошая погода, а холодно. Полк наш государыня императрица изволила смотреть. Палили хорошо по 29 патронов. Государыня жаловала к руке и вином».

Как видим, боевая учеба проводилась изо дня в день, невзирая на погоду. Довольно часто — под высочайшим наблюдением. И это было не только во времена Анны Иоанновны, но и буквально во все последующие царствования.

Вот фрагмент из «Записок декабриста» поручика л. — гв. Финляндского полка А. Е. Розена: «Удалось мне два раза обращать на себя особенное внимание моего дивизионного начальника, великого князя Николая Павловича. В первый раз, когда я в его присутствии вступил в дворцовый караул: с парадного места повел караульный взвод различными поворотами фронтом, а подошел к открытым воротам дворца, повел рядами левым флангом, и когда поравнялся со старым караулом и скомандовал: “Стой!”, “Во фронт!” и потом: “Глаза направо!", то его высочество, прихлопнув рукой по правой ляжке, воскликнул: “Вот оно! Знает свое дело! Славно!”

Между прочим, Николай Павлович — будущий император Николай I. Есть ли смысл объяснять, что отношения между гвардией и государем были самые тесные? Не только великие князья, но и сами государи служили в полках гвардии, в полном объеме выполняли свои должностные обязанности, особое внимание при этом обращая на обучение, боевую подготовку войск. Что бы сейчас ни говорили, «профессиональной» является только подготовленная к ведению войны армия — вне зависимости от способа ее комплектования. Если же она воевать не умеет, то является не более чем вооруженной толпой, из каких бы наемных «профессионалов» ее ни составили.

Русские государи хотели иметь настоящую армию — и, как известно, имели ее, о чем свидетельствуют многочисленные победы русского штыка. Профессионализм этой армии, составленной в основном из неграмотных крестьян, — был обеспечен подготовкой офицеров и унтеров, обучавших и воспитывавших солдат, готовивших их к бою как практически, так и нравственно.

Вот почему «от каждого офицера требовалось, чтобы он хорошо знал службу и исполнял ее рачительно, — подтверждает Булгарин. — Краеугольными камнями службы… были эскадронные командиры и ротмистры… Они обходились с нами, как обходятся добрые родители с детьми-повесами, но добрыми малыми, прощали нам наши шалости… и требовали только исполнения обязанностей службы, храбрости в деле и сохранения чести мундира».

Начало службы в Кавалергардском полку вспоминает в своих «Записках» декабрист Сергей Волконский — бывший князь и генерал-майор: «Натянув на себя мундир, я вообразил себе, что я уже человек, и по общим тогдашним понятиям весь погрузился в фрунтовое дело. Первым моим наставником по фрунтовой службе [был] Александр Иванович Чернышев…»

«Фрунт», он же «фронт», означал «строй», а «фрунтовая» — строевая — подготовка считалась важнейшей дисциплиной обучения, составляла основу боевой подготовки. Сейчас это приходится объяснять: на поле сражения подразделения чаще всего передвигались в колоннах, а отражая атаки кавалерии, стояли в ощетинившемся штыками каре… В те считанные минуты, когда на пехотное каре неслась неприятельская конница и нужно было успеть подготовиться к ее встрече, малейшая неорганизованность, любые неслаженные, неуверенные действия солдат неизбежно приводили к катастрофе. Вот и приходилось офицерам и унтер-офицерам часами муштровать людей, оттачивая их навыки до автоматизма. Недаром же говаривал великий Суворов: «Тяжело в учении — легко в бою». Быть плохим, неумелым, неподготовленным офицером считалось просто стыдно, не соответствовало понятиям чести.

Шли годы и десятилетия, многое изменялось в жизни страны и государства. Русская манера оглядываться на «просвещенный Запад», сверять буквально каждый шаг с чужими оценками, стремиться не отстать «от цивилизованной Европы», не понимая при этом, кто же на самом деле и в чем именно ушел вперед, попытки во всем следовать «лучшим зарубежным образцам» — все это принесло России огромный и непоправимый вред. Керсновский писал: «Ересь “интернациональное™” военного искусства привела к засорению русской военной мысли иноземными… рационалистическими учениями. Все это имело своим результатом Севастополь и три Плевны, Мукден и Солдау…»

Действительно, во второй половине XIX столетия русские государи порядком подрастратили, растеряли накопленный опыт — даже кадетские корпуса были превращены в «военные гимназии» (для военного человека это звучит так же похабно, как «командный институт»), в которых именно «военная составляющая» обучения оказалась ослаблена. Боевая подготовка все больше и больше сводилась к парадным тренировкам, неким «военизированным спектаклям», проходящим по жестко утвержденному сценарию.

Последующая же экономия на армии вообще донельзя ослабила русский офицерский корпус, вскоре бездарно и окончательно угробленный на полях Первой мировой войны. Вот тогда на смену офицерской касте, потомственным офицерам, чьи пращуры веками служили России, и кто не мыслил себя вне этой службы, пришли совершенно случайные прапорщики военного времени — Н. В. Крыленко, Г. Д. Гай, М. В. Кривошлыков и многие иные, а также позже примкнувший к ним прапорщик австро-венгерской армии Бела Кун «сотоварищи»…

Все остальное нам более-менее известно из курса отечественной истории.

«А всем офицерам надеть ордена…»

О необходимости повышения престижа военной службы у нас говорят давно и постоянно, однако недаром же считают на Востоке, что «сколько ни говори “халва”, во рту сладко не станет». Военнослужащие Министерства обороны так и остались самыми низкооплачиваемыми из всех категорий силовиков… Впрочем, существенное повышение денежного довольствия и реальное решение социальных проблем — лишь первый шаг к повышению престижа военной службы, а для того чтобы она действительно стала бы вновь по-настоящему привлекательной и престижной, надо провести целый комплекс мер. Одна из них, безусловно, — совершенствование наградной системы. Посмотрите на портреты русских офицеров, мундиры которых украшены орденами: видно, что своей принадлежностью к военному сословию эти люди гордились по-настоящему. Если нам всерьез обратиться к историческому опыту, а не изобретать очередной «велосипед», то результат скажется весьма быстро.