Книга Стилист - Александра Маринина

Упрек Настя приняла. Он был вполне справедливым. Затолкавпродукты в огромную спортивную сумку, которая стала неподъемной, онарасцеловала родителей и поплелась к метро, чувствуя себя смертельно усталой.

Глава 17

Теперь путь был только один – копаться в биографииЧеркасова, чтобы нащупать человека, который мог так люто его ненавидеть. Приэтом оперативники понимали, что одних лишь воспоминаний Михаила Ефимовича дляэтого совершенно недостаточно. Практика показывала, что люди даже под страхомогромных неприятностей могут умалчивать об имевших место конфликтах, не желаярассказывать посторонним истории, в которых сами они выглядят не лучшимобразом. Кроме того, есть и такая штука, как вытеснение, когда человекдействительно не вспоминает то, о чем ему вспоминать не хочется. Одним словом,помимо Черкасова следовало искать и другие источники информации о его жизни.

Работать с Черкасовым послали Мишу Доценко, а обаятельныйулыбчивый Коротков отправился к матери Михаила Ефимовича. Он хорошо помнилвыказанное ею при первой встрече активное нежелание говорить о сыне и особыхнадежд на эту встречу не питал.

Мать Черкасова встретила Юрия холодно и настороженно.

– Вы по-прежнему занимаетесь Михаилом? – спросилаона. – Вероятно, он натворил нечто ужасное, раз это тянется так долго.Впрочем, я уже не удивляюсь, от такого, как он, можно ждать чего угодно. Какего только земля носит!

– Вера Васильевна, вы напрасно так говорите. Ваш сын несделал ничего дурного…

– И я слышу это от работника милиции! –патетически воскликнула Черкасова. – А мы еще удивляемся разгулупреступности. Как же не быть этому разгулу, если сама милиция считаетгомосексуализм нормальным явлением!

Юрий понял, что борьба с женщиной предстоит нешуточная. Онатвердо стояла на своих позициях, считая гомосексуализм величайшим из грехов, ивсех, кто относился к нему более или менее терпимо, готова была приравнивать кубийцам и насильникам.

– Вера Васильевна, я понимаю, что говорить о сыне вамнеприятно и тяжело, но я прошу вас пойти мне навстречу. Речь идет о серьезныхпреступлениях, и ваш рассказ может оказать нам огромную помощь.

– Какие серьезные преступления совершил этот подонок?

– Он ничего не совершил. Напротив, есть некий человек, которыйхочет свести счеты с вашим сыном и посадить его в тюрьму всерьез и надолго. Аесли получится, то и под расстрел подвести. И мы хотим установить этогочеловека.

– То есть вы хотите сказать, что Михаилу кто-то мстит?

– Да, именно это я и хочу сказать.

– Что ж, ничего удивительного. Все эти педерасты –грязная криминальная публика. Ищите среди них – не ошибетесь. Не понимаю, чем ямогу вам помочь. Я не виделась с сыном с тех самых пор, как обнаружилась этагадость. И никаких его знакомых не знаю.

– Мы ищем в среде гомосексуалистов, не сомневайтесь. Нопараллельно мы пытаемся узнать как можно больше о всей жизни Михаила. О егошкольных и студенческих годах. Может быть, желание отомстить уходит корнями какраз в тот период и никак не связано с его сексуальными наклонностями.

– Чушь, – безапелляционно заявила ВераВасильевна. – Он никогда ни с кем не конфликтовал, пока вел нормальнуюжизнь, за это я могу поручиться.

– Вот и расскажите мне поподробнее о всей егожизни, – попросил Коротков. – И если у вас есть семейный альбом сфотографиями, давайте вместе его посмотрим.

Черкасова немного смягчилась. Редко кто проявляет интерес кчужим семейным фотографиям, запечатленные на них моменты обычно дороги ипамятны только самым близким. Но ведь этим близким не станешь рассказывать все,что касается снимков, – они и без того все знают. А Юрий понял, чторазубеждать женщину бесполезно, она никогда не согласится с тем, что сын ее –вовсе не живое олицетворение греха и грязи, и не захочет помочь вытащить его избеды. Значит, надо апеллировать к жалости к невинно загубленным мальчикам. Нооб этом говорить не хотелось.

Окидывая исподтишка взглядом однокомнатную квартирку, вкоторой Черкасова жила вместе со своей бывшей снохой, Юра думал о том, что этасовместная жизнь вряд ли была легкой и безоблачной. ШестидесятитрехлетняяЧеркасова с жестким, неуступчивым характером, раз и навсегда отрекшаяся отединственного сына, и незамужняя (то есть разведенная) женщина тридцати пятилет, которой нужно как-то устраивать свою личную жизнь. У них совсем разныйкруг общения, совсем разные интересы и привычки, а они вынуждены ютиться подбоком друг у друга в одной комнате и в маленькой шестиметровой кухне. Судя помебели и вещам, они не бедствуют, бывшая жена Черкасова зарабатывает неплохо,но ей, наверное, не совсем понятно, почему она должна на свои деньги содержатьбывшую свекровь-пенсионерку. С другой стороны, жила она в квартире именносвекрови, потому что когда-то, потрясенная зрелищем собственного мужа вобъятиях собственного родного брата, наотрез отказалась судиться с ним из-зажилплощади и, мгновенно собрав вещи, юркнула под крыло Веры Васильевны и тамзализывала раны. А когда спохватилась, прошло уже много времени, и, наверное,не нашлось мужества сказать пожилой женщине о том, что надо бы им разъехаться ижить отдельно. Ведь свекровь так страдала, а, кроме снохи, у нее никого изблизких в Москве нет.

Вера Васильевна принесла и разложила на столе альбомы сфотографиями. Часть снимков была вставлена в держатели на плотных серых страницахальбомов, но большинство фотографий просто лежало между страницами.

– Это мой муж. – Черкасова показала на снимоккрасивого статного мужчины в военной форме. – Он умер давно, Мише былосемь лет. На этом снимке Ефиму двадцать три года, он только-только с войнывернулся.

Двадцать три! А Коротков, глядя на мужественное лицо инаполовину седые волосы, подумал, что отцу Черкасова на этой фотографии леттридцать пять. Впрочем, война не проходит бесследно.

– Мы с ним тогда еще знакомы не были, Ефим ведь был старшеменя на десять лет. Мы познакомились только в пятьдесят втором, когда мне ужебыло двадцать лет, а ему – тридцать.

– Михаил очень на него похож, – заметил Коротков,но по тому, как сжались в узкую полоску губы Веры Васильевны, понял, чтореплика была неудачной. В самом деле, какое может быть сходство между бравымгероем войны, настоящим мужчиной, мужем и отцом, и каким-то жалким,отвратительным гомосексуалистом?

Дальше пошли младенческие и школьные фотографии Черкасова.Судя по ним, у мальчика с раннего детства имелся лишний вес, он был рыхловатым,хотя и рослым, поэтому полнота сходила за плечистость и массивность. Миша втретьем классе… В шестом… В седьмом… На пионерском сборе… На субботнике… Сматерью в Крыму… Миша взрослел, черты лица становились четче и определеннее, онвсе больше делался похожим на того Черкасова, которого Коротков знал сейчас.

А вот и студенческие годы. Миша-первокурсник, сияет,прижимая к груди зачетку.