Книга Полюби дважды - Элизабет Торнтон

Констебль? Ей и в голову не пришло посылать за констеблем. Она вовсе этого не хотела. Она хотела… хотела… А чего, собственно, она хотела? Она знала только одно — Лукаса нужно остановить. Нельзя допустить очередного убийства…

Руперт жестом пригласил ее покинуть оранжерею, широко распахнув перед ней стеклянную дверь.

— Не забывай, что Лукас попал в монастырь после тебя. Если я пошлю за констеблем и он обнаружит погребенное в склепе тело Родни Стоуна, в убийстве могут обвинить тебя, — вдруг заявил Руперт и, щуря глаза, посмотрел ей в лицо.

Потом он вдруг опустил взгляд и посмотрел себе под ноги, чтобы узнать, что же она так пристально разглядывает на полу. На каменной плите лежала роза, которая выпала из лацкана его сюртука.

Джессика резко подняла голову, и взгляды их встретились.

Он со вздохом закрыл дверь и наклонился, чтобы поднять розу. Лепестки опали и посыпались на пол.

Она попыталась сказать что-то, но язык не подчинился ей.

— Ох, как это неосторожно с моей стороны, — произнес Руперт и, раздавив розу пальцами, отбросил ее в сторону. — Но это ведь еще не все, не так ли? О чем ты еще хотела сказать мне, Джессика?

Она смотрела в его глаза и понимала, что ложь не спасет ее. Она выдала себя с головой, и теперь он знал, что она разоблачила его. Стараясь двигаться медленно, чтобы раньше времени не заставить его действовать, она встала со скамьи.

— Когда я спустилась в подземелье, — сказала Джессика, — то поразилась, почему там нет запаха разлагающейся плоти. Ты только что ответил на мой вопрос, Руперт. Ты похоронил Родни Стоуна в земле в склепе, не так ли?

— Так уж вышло, — он печально улыбнулся. — У меня не было другого выхода. Мне очень жаль, дорогая. Я не хотел пугать тебя заранее и собирался покончить со всем этим прежде, чем ты догадаешься, в чем дело.

Он только что заявил, что собирался убить ее. Она сразу поняла, что он принял это решение давно, а не в тот момент, когда она подошла к нему возле оранжереи. Теперь озарение снизошло на нее, и все вдруг прояснилось.

— Ты — мой Голос, — уверенно заявила она.

— Голос? — Он склонил голову набок, пристально вглядываясь в ее лицо. — Я бы этого так не назвал. Ты проникала в мое сознание без разрешения. Я не звал, не приглашал тебя. Это случилось раза два и удивило меня. Но это было давно и совсем не серьезно. Мне тогда показалось, что мое воображение сыграло со мной злую шутку. Но все изменилось в ту ночь, когда умер твой отец.

— Да, — кивнула она, и воспоминания нахлынули волной. — Поначалу ты не верил, что я могу читать твои мысли. Ты не хотел поверить. Но так и не смог закрыть передо мной дверь в свое сознание.

— И тогда, — тихо произнес он, — в меня вселился ужас.

— Поэтому ты решил убить меня. Ты шел за мной, но я тебя не видела, — рассказывала Джессика, — по крайней мере видела нечетко. Тебе нечего было опасаться.

Он заговорил голосом бесцветным, равнодушным, бесстрастным, от него повеяло смертельной угрозой.

— Мне нечего было опасаться? — повторил он ее слова задумчиво и медленно, а потом возразил: — Я так не думаю. Ты согласишься со мной, если поставишь себя на мое место. Мне пришлось бы вечно опасаться твоей способности читать мои мысли. Испытывать страх всю жизнь… Не иметь возможности защитить себя… Нет, так жить нельзя.

С удивлением смотря на него, она не смогла удержаться от вопроса:

— Но почему именно ты, почему я могла читать твои мысли, почему передо мной открывалось твое, а не кого-либо другого сознание? Мне казалось, что я могу читать мысли Лукаса. Когда я взрослела, превращаясь из девочки в юную женщину, я была уверена в этом.

— Тогда ты ошибалась, — спокойно пояснил Руперт. — Это должно было быть мое сознание. Видишь ли, дело в том, что мы с тобой родственники, — вдруг заявил он и торопливо добавил: — Нет-нет, не близкие. Просто троюродные, а может, даже четвероюродные брат и сестра. У нас был общий предок — прапрадядюшка. Его звали Альберт и считали в семье черной овцой. Его лишили наследства и выгнали из дома без единого пенни, и, насколько мне известно, вполне заслуженно. Он опозорил наше имя и весь наш род. Все это записано в семейных анналах, и я исследовал этот вопрос после того, как ты сбежала из Хокс-хилла.

— Мы — родственники? — уставившись на Руперта, ошеломленно произнесла Джессика, пытаясь свыкнуться с этой мыслью и понять смысл того, что только что рассказал ей Руперт.

— Мы даже похожи друг на друга. Разве ты не замечала? У нас одинаковые глаза и волосы, — каким-то странным, отрешенным голосом говорил Руперт.

Несмотря на то, что она внимательно слушала признания Руперта, стараясь осмыслить каждое его слово, какая-то часть ее сознания была поглощена мыслями о Лукасе. Что она наделала? О Боже, что же она наделала?

— Лукас не поможет тебе, Джессика, — услышала она глухой голос Руперта — в нем явственно звучали нотки удовлетворения. — Ему потребуется не один час, чтобы найти способ выбраться из склепа. Поверь мне, уж я-то точно знаю.

Джессика вдруг встрепенулась, и в глазах ее вспыхнули ярость и негодование.

— Ох, нет, не беспокойся, — неожиданно сказал он, — я не читаю твои мысли. Я просто догадался, что ты думаешь о нем и, разумеется, жалеешь о том, что сделала. Видишь ли, в нашей семье только женщины обладали неким даром ясновидения. Назовем это так за неимением более точного определения, ты согласна? А вот мы, мужчины, были наделены повышенной чувствительностью, правда далеко не все, однако это особая сила, и, как нетрудно себе представить, мой дед был этим напуган, полагая, что это нечто отвратительное. И я с ним соглашался, полностью разделяя его мнение. Эту тайну мы тщательно охраняли, ведя уединенный образ жизни.

Он не был похож на убийцу. Даже в этой оранжерее, где все происходило, словно в мрачном кошмаре, он предстал перед ней все таким же любезным, обаятельным, очаровательным мужчиной, каким она знала его всегда.

Люди всегда были так глупы. Они смотрели на него — и считали его именно тем, кем он хотел казаться. Никто никогда не подозревал его в убийстве. Он был слишком умен для них.

Перед внутренним взором промелькнуло воспоминание: Руперт рядом с Беллой — олицетворение преданного супруга. Всем было известно, как Руперт баловал Беллу. Ни один мужчина так сильно и преданно не любил свою жену, как Руперт Хэйг Беллу.

— Уже пора, Джессика, — голос Руперта нарушил стройную картину, возникшую в ее мозгу.

Убив однажды, он мог совершать это снова и снова. На самом деле он непременно должен был сделать это опять.

Дрожь пробежала по телу Джессики, но она усилием воли подавила нервный трепет и как можно спокойнее произнесла:

— Белла должна была стать твоей следующей жертвой. Ты собирался убить собственную жену. И ты убил бы ее, если бы я вдруг не вернулась в Хокс-хилл.