Книга Секрет каллиграфа - Рафик Шами

Хамид хорошо помнил момент посвящения. Он преклонил колена перед своим мастером, а тот положил на его голову левую ладонь и приставил указательный палец правой руки к губам Хамида.

— Я, твой учитель и покровитель, повелеваю тебе принести клятву в сердце своем о том, что отныне ты посвящаешь жизнь арабскому шрифту и никогда не выдашь наших тайн.

Хамид кивнул.

Потом они вместе вознесли благодарственную молитву Всевышнему, и мастер подвел его к столу, на котором лежал хлеб и стояла тарелка с солью. Лишь преломив со своим учеником хлеб, Серани надел на указательный палец его левой руки маленькое золотое колечко.

— Этим кольцом я посвящаю сердце твое делу великого Ибн Муклы, — провозгласил он.

Потом мастер Серани повернулся к «мудрейшим», простился с ними, как велит обычай, и пообещал и впредь хранить верность Лиге и оказывать покровительство новому магистру.

В завершение церемонии каждый из двенадцати по очереди подошел к Хамиду Фарси, поцеловал кольцо на его пальце и обнял новопосвященного со словами: «Мой магистр».

Несколько дней спустя Серани, оставшись в мастерской наедине с Хамидом, сказал:

— Я стар и устал, и я очень рад, что нашел тебя для Лиги. В этом моя самая большая заслуга перед ней. Было время, и в моем сердце пылал огонь. Однако теперь жар его угасает под грудой накопившегося с годами пепла. Я сделал не так много. Самое важное, пожалуй, — некоторые небольшие усовершенствования в стиле «таалик». Но за тридцать лет я удвоил в нашей стране число «посвященных», а «непосвященных» благодаря мне стало в три раза больше. Те и другие — посредники между кругом мастеров и массой невежд, и ты должен вести их, воспитывать и наставлять. Отправляй «посвященных» к людям, чтобы они несли знания и противостояли сыновьям тьмы, называющим себя «чистыми». Теперь ты Великий магистр, и Господь дал тебе для этого все. Твой долг обязывает тебя, как бы молод ты ни был, любить двенадцать мастеров из Совета мудрейших как своих собственных детей и защищать их. Помни, что покой есть благо, и не затевай ссор без крайней необходимости. Ты не должен просвещать «невежд» и добиваться их вступления в наши ряды. Они не знают, чтó действительно может повредить нашему союзу, и поэтому могут легко переступить наш закон и быть исключены. Но тебе дано право решать, достоин ли «непосвященный» того, чтобы ввести его в наш круг. Еще тщательней должен ты подходить к выбору новых «мудрейших» взамен умерших членов Совета. Не позволяй молве обмануть себя. В конце концов, это ты принимаешь клятву и ручаешься за каждого новичка. Не подставляй себя. Можешь спрашивать меня сколько угодно, каждого из мастеров и «посвященных» я знаю лично. Тогда тебе будет известно не меньше моего. Я устал. Я давно уже чувствую это, но до сих пор тщеславие не позволяло мне уйти. Не хотел признаваться, но, когда я вижу тебя, понимаю, как много значит огонь и страсть. Поэтому я с радостью передаю тебе знамя. С этого момента я не более чем старый, беззубый лев.

Тогда Серани не исполнилось и пятидесяти, но выглядел он совершенно обессилевшим.

В ту ночь они сидели долго.

— До завтра, — улыбнулся на прощание мастер. — И принимайся искать себе преемника. Это непросто. Мне потребовалось двадцать лет, чтобы найти тебя. И знаешь, за что я тебя выбрал? За твои вопросы, сомнения. Этому нельзя научиться. Одни и те же буквы были в распоряжении всех учеников, но только ты интересовался, чтó они значат на самом деле. Ты всего лишь задавал вопросы, но это не менее ценно, чем знать ответы. Не останавливайся на том, кто просто тебе симпатичен, — настоятельно продолжал Серани. — Выбери лучшего каллиграфа. Он может быть неприятен тебе как человек, но тебе ведь не жить с ним. Ты всего лишь дашь ему рекомендацию и приведешь в Лигу.

— Кого же мне выбрать, мастер, из нескольких учеников, одинаково искусных и преданных делу? — спросил Хамид.

— Того, к кому почувствуешь зависть и кого втайне признаешь лучше себя, — ответил Серани, ласково улыбаясь.

«И это значит… Нет!» — Хамид оборвал мысль, не додумав ее до конца.

— Да, именно лучше себя, — повторил тогда Серани. — По-человечески подмастерье Махмуд милей мне в сто раз, а Хасан в двести, чем ты. Но ты знаешь, что у первого хромает стиль «дивани», а у второго «тулут». И все потому, что оба терпеть не могут геометрию. Это все равно что математику не любить алгебру, — добавил Серани. — Твои буквы словно выписаны невидимым циркулем. Однажды я дал Махмуду и Хасану твою каллиграфию и линейку и попросил их найти хотя бы один знак, отклоняющийся от заданного диаметра больше чем на миллиметр. Оба знали, что ты не пользуешься ни линейкой, ни циркулем. Через час они стояли передо мной бледные, опустив глаза.

Спрятанный за раритетной миниатюрой список содержал имена арабских, персидских, а с XVI века в основном турецких мастеров. Хамид был в нем третьим сирийцем со времен распада Османской империи.

Десять лет он искал себе преемника, но среди коллег и подмастерьев никто не поднимался выше уровня среднего ремесленника. За месяц до бегства жены один старый мастер обратил его внимание на Али Бараке, одаренного каллиграфа из Алеппо. Рука его тверда, а стиль виртуозен, сказал тот коллега. Хамид заказал фотографии работ Бараке и после тщательного их изучения пришел к выводу, что тот станет ему идеальным преемником в случае, если, кроме техники письма, обнаружит соответствующий характер. Во время жарких споров, разгоревшихся в Алеппо в связи с открытием школ, Бараке как скала стоял на стороне Хамида. И тогда Фарси стал серьезно задумываться о нем как о своем преемнике.

Катастрофа в личной жизни не позволила Хамиду Фарси внимательней присмотреться к Али Бараке. И сейчас, в тюрьме, Хамид ждал начала января, когда директор обещал ему большую работу. Летом клан аль-Азм собирался преподнести подарок новой мечети в Саудовской Аравии. Начальник уже заказал восьмиметровую деревянную основу под каллиграфию из благороднейших сортов ливанского кедра. Три столяра под руководством Хамида отполировали ее до зеркального блеска и изготовили для изречения раму с замысловатой резьбой.

Теперь Хамид попросил себе в помощники каллиграфа из Алеппо, чьи шедевры уже украшали не одну мечеть. Фарси показал директору несколько снимков, и аль-Азм пришел в восторг. Хамид написал Бараке письмо с замысловатым орнаментом в качестве заголовка, прочитать который мог только настоящий мастер. Сам текст представлял собой обычное официальное приглашение, однако главное было зашифровано выше: предложение принять из рук Хамида Фарси титул Великого магистра.

Ответ пришел почтой. Али Бараке писал, что работать для мечети священной для любого мусульманина страны для него большая честь, поэтому он отказывается от всякой платы и смиренно просит лишь место для ночлега и еды один раз в день. Он извинялся, что не сможет приехать раньше апреля, потому что на конец марта запланирована церемония освящения новой мечети в Алеппо с участием президента. Он работает по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, чтобы успеть к сроку. Но апрель он готов провести в тюрьме и посвятить заказу аль-Азма.