Книга Дикие пчелы - Иван Басаргин

Одета Груня по-царски: в собольей шапочке, в куртке из самого дорогого сукна, но в брюках, по-мужицки, в сапогах лаковых. А сбруя! Разве можно с такой сбруей ездить по тайге? Всякий варнак позарится. Стремена серебряные, уздечка из золотой укладки, бляхи на переметных сумах и те из серебра. Премного рискует царская дочь.

Стегнул коня Карп Тарабанов и поскакал в Каменку. Чего он так туда заторопился? Посмотрела ему вслед Груня, прищурила глаз, будто прицелилась в спину, но не стала спешить. Напилась чаю у гостеприимных хохлов. Поехала дальше.

Цокают копыта по таежной дороге, плывет мимо тайга…

Ночевала на берегу Павловки. В забоке ухал филин. На сопке в любовной истоме ревел изюбр. Рыкнул тигр, затем раздался протяжный крик ревуна. Накликал на себя беду. Груня не спала. Подбрасывала сутунки в костер. А когда затихла тайга, то чуть вздремнула. Проспала восход солнца. Разбудил паромщик. Молча перевез.

Бежит Воронок, несет свою хозяйку, то ли к беде, то ли к радости. Груня настороже, что-то тяжко под сердцем. Винчестер держит на седле, да еще и на взводе, чтобы сразу же открыть пальбу, если кто нападет.

Скоро Каменка. Вон видны уже поля, стога на покосах, вдали, по берегу речки, ехали трое на конях. Воронок вынес Груню на пашню. Сбоку грохнул выстрел, второй, Груня ойкнула от боли, занемела нога. Воронок, ее верный Воронок сделал два прыжка и начал заваливаться набок. Груня вылетела из седла и покатилась по кошенине.

Брызнули искры из глаз, все заволокло туманом. Но в миг просветления она успела увидеть, что к ней бежали двое: один высокий, с бурой бородкой, второй маленький. Потеряла сознание…

Побратимы ехали с заездка. Они построили новый, чуть подальше от деревни. Видели всадника, затем услышали выстрелы, предсмертное ржание коня. Тронули коней и поскакали на выстрелы.

Двое наклонились над неизвестным. Шарили по карманам, затем начали срывать переметные сумы, снимать с коня седло, уздечку. Нагруженные, бросились к дубняку.

– Побратимы, так это же Тарабанов кого-то грабит! – крикнул Устин. Сильнее погнал коня. Сорвал с плеча винчестер, выстрелил.

Карп Тарабанов резко присел, бросил седло и, ковыляя, юркнул в чащу.

– Обходи, побратимы, не дадим убийцам уйти! Карп ранен! – кричал Устин, размахивая винчестером.

Из чащи загремели выстрелы. Это Тарабановы залегли за валежины и отстреливались. Завыли пули над головами, застонали в небе.

Побратимы дали залп по чаще, но пули срикошетили. Бросились в сопку, Устин, перебегая от дерева к дереву, заходил сбоку бандитам. Прыгнул за дубок. Грохнул выстрел – пуля, пущенная бандитами, сорвала кору с дуба и на излете чикнула по черепу Устина, сорвала картуз. Устин, будто его ударили дубинкой по голове, тут же сунулся в траву. Звон, туман и тишина…

Видели побратимы, как упал Устин. Журавушка было бросился к нему, но рой пуль повернул его обратно. Гремели выстрелы, качались горы.

В деревне заслышали частые выстрелы. Один-два – это обычное дело: может быть, охотник добывает зверя. А в тайге стоял сплошной грохот. Знать, беда!

Впереди летел на своем Филине Степан Бережнов, следом его братия. Спешились, трусцой побежали на выстрелы.

Петр Лагутин лежал за валежиной и пускал одну пулю за другой в чащу. Тарабановы не давали ему подняться. К Лагутину подполз Бережнов. Спросил:

– Кто отстреливается? Хунхузы?

– Они, но только из нашей деревни – Тарабановы. Похоже, Устина убили, вон того парня тоже, – кивнул Петр на Груню.

Степан Бережнов поднялся из-за колодины, закричал:

– Карп, а ну не стреляй! Не стреляй, Иуда! Сдавайся! – выматерился так, что мужики рты поразевали – они стояли за стогом сена.

Первым, опираясь на винтовку, вышел Карп, за ним выскочил колонком Зоська, бросили оружие и подняли руки.

– Побратимы, забирайте Устина и того парня, везите в деревню, может, еще живы, к бабе Кате сразу же, – приказал Бережнов, но даже не посмотрел на сына. Они были снова в большой ссоре…

На Масленку побратимы вернулись с охоты. Узнали, что убит Макар Булавин, что его убил Безродный. Устин, горячий, вскочил на Игреньку и поскакал к Рачкину. Рассказал о приходе Безродного к Булавину, угрозах и сделал вывод, кто убийца.

– Что, не веришь, так спроси любого из нашей братии. Спроси! – шумел Устин.

Но Рачкин не стал спрашивать. За две сотни золотом рассказал Бережнову, что к нему приезжал Устин, требовал начать новое следствие. Мол, хочет об этом написать бумагу в губернию.

И был шум великий. Бережнов собрал сход. На Петра и Романа за инакомыслие наложили епитимью: две тысячи поклонов и две недели поста. Устину же присудили двадцать розог и те же поклоны и пост. Устин тогда сказал:

– Отец, ты потворствуешь убийцам, ответь почему?

– А потому, щанок, что это не твоего ума дело! Сечь! Кто будет сечь?

– Я буду сечь! – рыкнул Карп Тарабанов.

– Хорошо, секите, но я не дамся, чтобы меня сек этот убийца. Не дамся! – С этими словами Устин выхватил револьвер – штука по тем временам дорогая, но купить ее было легко у контрабандистов.

Рядом с Устином встали побратимы, и в их руках тоже блеснули в полумраке молельни револьверы.

– М-да, а ить эти щанята уже поотрастили зубы. Взять их! Отобрать наганы!

– Кто тронется с места хоть на вершок, – прогудел Петр Лагутин, – мы почнем стрелять. Другим можно, так дозвольте и нам.

Курки взведены. В молельне гробовая тишина.

– Ты и в отца будешь стрелять, Устин? – тихо спросил Степан.

– Нет, но в тебя стрелят мои побратимы. Безродный убил Макара Булавина и лечился у нас, он же убивает корневщиков. Знать, и вы с ними убиваете.

– Хорошо, за дружность вашу прощаем розги тебе, Устин. Вон из молельни, здесь грешно потрясать оружием! – выгнал побратимов наставник. – Что нам с ними делать? Ить они не шуткуют. С этими парнями шутки плохи. Правы они.

Но дома он схватил за волосы Устина, смял, сдернул с колышка чересседельник и бил до тех пор, пока сам не задохнулся. Устин не вырывался, не кричал, а покорно переносил побои. Избитый, сплевывая кровь с губ, просипел:

– Бить в доме ты, тятя, горазд. Здесь не кулачный бой. Но даю тебе слово, что я выведу всех вас на чистую воду. Пусть люди посмотрят, кто есть ты и кто есть наша братия. Кого ты защищаешь и кого привечаешь?

– Будешь убит. Это я тебе говорю как отец и как… – Бережнов чуть замялся, назвать себя наставником не хотел, – как один из нашей братии…

Новый наставник братии Мартюшев в прошлом году заставил мужиков пристроить к дому Сонина лазарет: мол, наших надо когда-никогда лечить. Чтобы бабе Кате не метаться по деревне, сюда будем привозить больных и раненых, здесь и лечить.