Книга Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - С. П. Сомтоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прямо в пылающую пустоту...
Vanitas!
Было приятно думать о пустоте. Так приятно: броситься в смерть, все еще неся в себе радость жизни.
– О, Раду, – рыдал умирающий князь, – неужели у тебя нет для меня ни единого дара, чтобы унять мою боль? Как же я ненавидел Раду, я считал его низким, никчемным, продажным мерзавцем! Как мне хотелось убить его, убивать его снова и снова, с каждым движением кола, который как будто вбивали в меня! Каждый раз – в меня! А теперь ты говоришь, что все, во что я верил, было ложью. Меня обманули...
– Нет, – ответил Раду. – Никто тебя не обманывал. Ты сам хотел обмануться, ты видел лишь то, что хотел видеть. Мир – всего лишь проявление твоих иллюзий; действительность – это всего лишь сон.
– Но почему этот сон должен закончиться именно сейчас, когда мне открываются проблески истины? Ты пришел ко мне в самом конце моей жизни, полной ненависти и злобы, лишь для того, чтобы сказать мне, что все, чего я достиг, – это vanitas? О, Раду, сделай меня духом, таким же, как ты...
Внезапно Раду почувствовал присутствие множества других Раду, которые были как тени в темнеющем воздухе. Откуда они появились? Словно части его самого, что явились из разных мест и времен. Они приближались, эти другие Раду. Их скрывал кроваво-красный туман, клубящийся над океаном мертвых тел. Они умоляли его: Отдай свою силу сейчас, и когда-нибудь в будущем, пусть еще очень нескоро, но ты все же обрящешь покой.
– У меня есть один дар для тебя, – сказал он едва слышно, – и я передам тебе этот дар. Скажи лекарю, пусть снимет повязки с твоих ран, чтобы я мог испить твоей крови...
И он склонился над телом умирающего князя, чтобы подарить ему поцелуй смерти.
– Прости меня, Раду, – прошептал князь, который правил людьми, а вскоре будет править одной лишь тьмой.
– Я люблю тебя, маленький дракон, – сказал Раду.
А в это время... совсем в другом времени и пространстве... но в то же мгновение...
Просто мальчик и мальчик-вампир падали в бездну. И растворялись в падении.
Пи-Джей задыхался от ярости.
И тогда...
Сначала была только боль. Тимми был объят пламенем. Облака серы врывались в легкие, обжигали плоть. Ему еще никогда не было так больно... может быть, только тогда, в миг рождения в смерть, при извержении Везувия... потом прошли целые тысячелетия, тысячелетия без боли... потом – этот короткий год человеческой жизни и боли... но та боль была как булавочные уколы по сравнению с этой всепоглощающей болью, которая разрывала его тело, от которой вскипала кровь... Тимми кричал... кричал в объятиях мальчика, который был им самим, мальчика, который не чувствовал боли...
Но после боли...
...был голос, нежный и тихий. И была тьма, еще более темная, чем тьма мира вампиров. Вселенная свернулась, провалилась в себя и всосалась в черную дыру своего сердца. Тимми и ангел остались одни.
Образы из его памяти. Глаза. Улыбка. Мама.
И Эйнджел тоже видел ее. Видел маму, которой у него не было, когда он был живым; нет, это была не та мать, которую он пытался убить даже после того, как убил, а что-то далекое... странное... из тех времен, когда он был в материнской утробе или где-то еще дальше.
Близнецы присосались к груди матери-тьмы. Это покой вне понимания. Это нирвана.
Запасы ненависти иссякли, и Пи-Джей вышел из транса, в котором все было наоборот. Он вдыхал аромат, исходивший от женщины, которую он любил, и прижимал ее к себе все крепче и крепче на раскаленном маленьком островке посреди вихря пламени...
Дракула умирал.
Мальчик и вампир слились в огненный шар... пламя объяло их... вулкан содрогнулся и выплюнул их из себя, и они воспарили в ночное небо, и взорвались вспышкой суперновой звезды, в свете которой померкли Луна и все звезды, усыпавшие небосклон, и...
Пи-Джей поцеловал Хит, и она открыла глаза.
– Я себя чувствую прямо Спящей Красавицей, – сказала она.
И мир содрогнулся и загрохотал. Огромные камни раскалывались прямо у них под ногами, и падали в кратер, и...
– Мы умрем! – прошептала Хит.
...гроб все еще плавал на поверхности лавы...
– Быстрее. Давай заберемся в него.
Он поднял ее, бережно положил в гроб, забрался туда же, лег рядом с ней и закрыл крышку. Их окутала тьма. Мир снаружи рушился, но, лежа в лоне пылающей смерти, они ощущали покой. И опять целовались. А потом, просто от радости, оттого, что они все еще живы в самом эпицентре погибели мира, они снова занялись любовью.
Они все еще занимались любовью, когда гроб взлетел в поднебесье, подхваченный очередной волной извержения...
Долгая тишина во тьме. Она не видела снов в этом забвении.
Когда она проснулась, любопытство все-таки победило страх, и она сдвинула крышку гроба, привстала, испуганно вскрикнула. Этот крик разбудил Пи-Джея. Они находились где-то под густым навесом листвы; густое сплетение ветвей остановило падение гроба и тем самым спасло их от смерти. Хит столкнула крышку гроба вниз и слушала, как она падает сквозь листья и ударяется о влажную землю. Потом она огляделась. Далеко-далеко, на самом горизонте, виднелся вулкан, молчаливый и неподвижный; и только его вершина мерцала тусклым свечением и едва заметно дымилась в лучах восходящего солнца.
– Где мы? – спросила она. – Это точно не Таиланд. В Таиланде нет вулканов.
– Ты была мертва, Хит.
– Господи! – И тут она все вспомнила. Концерт. Клыки вампира, вонзающиеся ей в запястье. Ее последняя мысль: Я тебя ненавижу, Пи-Джей.
Как она могла думать такое?!
– Неужели это значит, – прошептала она, – что теперь я, я...
– Солнце взошло, Хит. И тебя вроде не испепелили его лучи, так что, я думаю, все хорошо.
– А Тимми? А Эйнджел? А...
– Они стерли себя со страниц книги истории. Ты все увидишь сама. А нам остался дар воспоминаний: потому что все, что мы пережили, было настоящим... и вампиры были настоящими, такими же реальными, как ты и я.
– Ты хочешь сказать, все закончилось?
– Не совсем, Хит... и не закончится, пока жива память.
Он помог ей спуститься на землю. Мужчина и женщина, обнаженные, в зарослях первозданного леса.
– Как в каком-нибудь мифе о первых людях, – сказала Хит и стыдливо укрылась за стволом громадного дерева, пока Пи-Джей пытался сотворить для нее некое подобие одежды из содранной коры.
