Книга Темное торжество - Робин Ла Фиверс

Меч Юлиана лежит в каких-то дюймах от моей руки. «Сейчас, — говорю я себе. — Сейчас!»

И, воспламененная всей силой обращенной в ярость любви, я подхватываю рукоять, скользкую от крови моего брата, и стремительно вскидываюсь с коленей, целя клинком д'Альбрэ в живот.

Одна беда — он угадывает мое намерение. И бьет ногой, вышибая меч. А потом хватает меня за горло.

Но я лишь улыбаюсь. Я знаю, что так меня не убить. Я родилась с пуповиной, дважды обвившейся вокруг шеи, и все равно осталась жива. А еще у меня в руке ножик, полученный от Жаметты. Тот самый, что я когда-то ей подарила.

По-прежнему улыбаясь, я двигаюсь ему навстречу, словно приветствуя его хватку на своей шее. Я крепко сжимаю за спиной маленькую рукоять и, вдохновленная семнадцатью годами черного отчаяния и утрат, всаживаю нож ему в брюхо и дергаю вверх.

У него глаза из орбит лезут от изумления, руки на моей шее сразу ослабевают. Он выглядит так, словно не может поверить, что я вправду сделала это. Я поворачиваю клинок, страстно желая, чтобы он вспорол всякий орган, с которым соприкоснется, — как сам д'Альбрэ уничтожал каждую жизнь, с которой соприкасался.

По моей руке течет кровь. Я вижу, как тускнеют у графа глаза. Мне хочется запрокинуть голову и завыть от восторга по-волчьи. Я выдергиваю клинок, и д'Альбрэ начинает оседать на пол.

Но даже и сейчас, когда его кишки вываливаются на мрамор, на нем не проявляется метка: Смерть не торопится его забирать. И не заберет. Об этом я тоже узнала в ночь встречи со своим истинным Отцом. Д'Альбрэ не станет желанным гостем в царстве умерших: так обещал Мортейн бесчисленным жертвам жестокости графа. Д'Альбрэ не будет хода даже в преисподнюю. Душа не покинет его плоти, пока та не сгниет на костях совершенно. А вылетев наконец, душа будет неприкаянно скитаться до заката времен.

Мадам Динан бросается к графу и пытается запихнуть внутренности обратно, марая нежно-белые руки кровью и содержимым кишок. Она громко кричит, требуя лекаря, и меня посещает неожиданное видение. Передо мной отчетливо рисуется вся ее дальнейшая жизнь, посвященная уходу за графом, с бесконечными промываниями и перевязками гноящейся сверхъестественной раны.

Я бросаю последний взгляд на холодное и неподвижное, как мрамор, лицо Юлиана. И понимаю, что ключом к одержанной победе в самом деле стала любовь. Любовь Юлиана ко мне. Любовь Чудища к Элизе. Моя любовь к сестренкам… И даже любовь Жаметты к Юлиану. Все сошлось в одном заветном мгновении, все стало звеньями единой цепи.

Теперь д'Альбрэ все равно что мертвец. И я наконец свободна.

В меня упирается злой взгляд мадам.

— Держите ее!

Вот так-то. Далеко мне еще до свободы. В зале человек пятьдесят, и все они смотрят на меня, и их взгляды ничего хорошего не сулят. На что я надеялась? На то, что смерть д'Альбрэ снимет с них печать тьмы и они возрадуются освобождению? Нет, этому не бывать, ведь они пришли к нему по собственной воле, по закону притяжения подобного подобным. Они надвигаются на меня, алкая кровавого возмездия. Им ведь еще перед Пьером ответ держать за то, что здесь случилось.

Я поудобнее перехватываю маленький нож. Д'Альбрэ больше никого не погубит. Я исполнила свое жизненное предназначение. И эти люди, столпившиеся вокруг, меня не получат. Я медленно прикладываю клинок к своему горлу.

Один из мужчин, видя мое намерение, бросается вперед. Мортейн всеблагой, до чего здоровый мужик! Он в застегнутом шлеме, и я толком не вижу его лица. Пытаюсь увернуться, потом вырваться, но он не только громаден, но еще и нечеловечески быстр. Хватает меня за руки…

И в то же самое мгновение я понимаю.

Я вскидываю голову и встречаю взгляд синих с серебром глаз, горящих жутковатым неистовым светом.

Чудище.

Он пришел…

ГЛАВА 50

При виде Чудища мое сердце наполняется такой радостью, что я всерьез боюсь, как бы оно не лопнуло. Он сует мне в руки что-то обернутое в кожу. На его накидке цвета д'Альбрэ, и это дает нам некоторый выигрыш во времени.

Пользуясь тем, что его широкая спина заслоняет меня от посторонних глаз, я торопливо потрошу сверток… Мои ножи! Пристегивать ножны нет времени, и я втыкаю клинки в ткань своей юбки, надежно, чтобы не вывалились.

— Тащи ее сюда! — кричит капитан де Люр.

Я уже полностью вооружена, и зубы Чудища сверкают в свирепой улыбке.

— Срежь-ка с меня эту накидку. Не хочу оскорблять своего Бога, сражаясь в цветах д'Альбрэ.

Кто бы говорил! Я мигом выполняю его просьбу. Чудище стряхивает ненавистные обрывки и вытягивает из ножен длинный меч. В первое мгновение присутствующим кажется, что он намерен расправиться со мной. Но он лишь спрашивает:

— Готова?

— Тебя только и ждала!

Он вновь улыбается, поворачивается к людям д'Альбрэ…

И понеслось!

Капитан де Люр делает шаг в нашу сторону… негромко шипит разрываемый воздух, капитан закатывает глаза и валится врастяжку. На пол со стуком падает небольшой, но увесистый камень.

Янник!

Мой любимый издает леденящий кровь боевой клич: им овладело боевое неистовство.

Я для начала бью ближайшего противника ногой в живот, так чтобы перемешалось все внутри. В каждой руке у меня по ножу. В зале волнами плещется ненависть, но что она против любви, пылающей в моем сердце? Любовь играет во мне и мчится по жилам, выжигая усталость и скорбь, напитывая мою кровь поистине божественным светом.

Я больше ничего не боюсь. Я — это я, уж какая есть, и я делаю то, ради чего пришла в сей мир.

Люди д'Альбрэ успели опомниться, они наседают на Чудище. Тот легко выдерживает напор, только мечи громыхают так, что ушам больно.

Вот на меня с мечом бросается очередной воин. Я ныряю под удар так легко, словно упражняюсь с Аннит, прохожу его защиту и втыкаю нож в горло. Он еще не начал валиться, а я уже встречаю другого. Но этот другой видел, что я сделала с предыдущим, и норовит поразить снизу. Ах так?! Я перехватываю нож и бросаю, он попадает в глаз, воин падает на колени.

На смену сраженному спешат еще двое. Время замедляется, точно капля меда, стекающего с ложки. Я уклоняюсь и отбиваю удары, не посвящая этому сознательной мысли. Я двигаюсь точно бесплотная и невозмутимая тень. Я исцелилась. Я обрела смысл жизни. Со мной божественная благодать, дарующая неизъяснимую радость.

Краем глаза я вижу, что Чудище, полностью захваченный боевым исступлением, расшвыривает стражу, точно плуг — весеннюю землю. Воистину мы с ним дети богов, выкованные в муках нашего прошлого, наделенные щедрыми дарами наших отцов!

Сколько длится бой, даже не знаю. Я медленно, словно всплывая в глубоком колодце, возвращаюсь к обычному восприятию. Наконец можно взять передышку; я как перчатка, снятая с руки. Половина людей д'Альбрэ лежат мертвыми, однако другие и не думают отступать. Более того, кто-то побежал за подкреплением.