Книга Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! - Анна Гаврилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Князь не обманул, хотя явился много позже полудня. Розмич к тому времени извёлся, едва локти не искусал. Его по-прежнему одолевали сомнения и, стыдно признаться, страхи. Он кусал губы, отводил в сторону взгляд, коли спрашивали, отвечал невпопад, понимая, что выглядит от этого ещё глупее.
В голове то и дело всплывали слова белозёрского воеводы, обозвавшего накануне «оборванцем». Розмич беспрерывно проверял и поправлял одежду.
Выглядел он вполне сносно: отроки отстирали походную грязь с рубахи и портов, до блеска начистили сапоги. Всё, что было порвано, — зашили. Хотя в действительности красила дружинника не одежда и даже не прилаженный к поясу меч.
Какая девка устоит против широченных плеч? Против рук, способных сжимать сильней, чем тиски? Против воинской стати? И глаз, что так похожи на грозовое небо? Это понимали все, кроме Розмича.
Даже князь Полат присвистнул, увидав алодьского дружинника.
— Ну, за такого просить не стыдно! — с улыбкой сказал он.
Уже собрались идти, как из княжеского терема выпрыгнула холопка с рушниками. Старательно повязала расшитое полотенце самому Полату, Ловчану, который тоже в сваты навязался, и Розмичу. Пара бояр, остальные воины Алоди и Птах довольствовались только улыбкой.
— В добрый путь! — сказал кто-то, и мужчины шагнули к воротам.
…День выдался солнечным, Даждьбог ласково гладил верхушки могучих деревьев, словно всадник — гриву любимого скакуна. Но северный ветер дарил прохладу. Вскоре он станет частым гостем в этих землях, окончательно прогонит тепло. Кудрявые клёны оденутся в драгоценный пурпур, стройные берёзы и горемычные осины пожелтеют, а потом и вовсе растеряют платья. Только горделивые ели сохранят зелёный наряд — единственное напоминание о лете и о вечности. Но и он исчезнет под покрывалом неминуемых снегов. А пока этого не произошло — нужно спешить. Жить!
Город уже забыл о вчерашнем переполохе, погрузился в обычные заботы. Где-то стучали топоры, где-то деловито кудахтали куры, верещали неугомонные дети. У колодца громко сплетничали бабы, одаривая прохожих внимательными взглядами. Изредка все звуки города заглушал многоголосый лай — собачья свадьба. Со двора Хавроньи привычно пахло сдобами, а от забора Стрежена, как всегда, смердело нечистотами.
Всё изменилось, когда княжий двор распахнул ворота и взглядам горожан предстала удивительная картина.
Полат в красной рубахе и с белым рушником, повязанным через плечо. За ним двое незнакомых воинов, примечательных не белыми рушниками, а мордами: как ни глянь — сущие разбойники. Следом двое белозёрских бояр и знатный дружинник Птах. А в хвосте ещё четыре «тати».
Вопреки обыкновению, князь был пеш. Он сделал несколько шагов, сапоги тут же утопли в пыли.
— Сваты, — благоговейно выдохнула одна из хозяек. И город взорвался визгами.
Бабы у колодца побросали вёдра, отпрыгнули с дороги. Старики и старухи послезали с печей, высыпали на улицу. За ними, едва не сбивая с ног, примчались дети. Мужики тоже проявили любопытство — ещё бы, такое событие!
Когда приблизились к дому Жедана, в хвосте собралось всё Белозеро. Даже в ворота стучать не пришлось, и без того услыхали.
Приворотник, кланяясь, проводил сватов до крыльца. Горожане ввалились на двор следом, но остановились в почтительном отдалении.
Розмич, до сей поры не осознававший, что творится вокруг, покрылся холодным потом. И перед самым жутким врагом подобного страха не испытывал. Хотел утереть лоб, да не успел — на пороге появился хозяин. Мир пошатнулся.
В лице Жедана не было привычного веселья — щеки осунулись, глаза погасли, веки припухли. Розмич запоздало вспомнил: вчера на пристани недосчитались отца Затеи. Стало быть, не отлучился. Умер. Вот и просватал синеглазку…
И всё-таки Жедан спросил:
— С чем пожаловали, люди добрые? — На последних словах запнулся. Назвать светлого князя просто «людью» язык не поворачивался, хоть и в обряде.
— У вас товар, у нас купец! — выпалил Полат весело.
Несмотря на горести, Жедан рассмеялся. Толпа, да и сами сваты тоже в стороне не остались. Детский голосок даже подсказал:
— Не! Это дядька Жедан купец! А у вас воин!
Горластого мальца тут же заткнули.
— Что ж… проходите, — поклонился Жедан. — Поторгуемся. Авось сговоримся.
Под ликующие крики горожан сваты поднялись на крыльцо. Дверца захлопнулась, оградив от любопытных взглядов и восторженных визгов.
Покидать купеческий двор никто не собирался. Всё-таки не каждый день князь самолично сватом идёт, нужно дождаться, чем дело кончится. Тут же начались споры и пересуды. Кто-то охал, сетуя, что такая девка в чужой край уедет, кто-то, наоборот, радовался. Белозёрские невесты по большей части дулись.
А в доме Жедана спешно накрывали на стол. Прислуга в ужасе косилась на князя, бояр и алодьских дружинников. Сама Затея, как и положено, к гостям не вышла.
У Розмича подгибались ноги, в глазах рябило. Отчаянно хотелось опереться о стену, но дружинник терпел, стиснув зубы. Мысли скакали кузнечиками, то и дело возвращаясь к главному: не вовремя! Даже взгляд Жедана, ставший из грустного приветливым, не успокаивал.
Едва сели за стол, купец пояснил:
— В скорбный час пришли, гости дорогие. Но, видать, к лучшему. Жива да Морена рука об руку по земле ходят, и горе с радостью тоже. Впрочем, вы — люди военные, лучше меня об том знаете. Так чего хотите?
Князь, и без того статный, приосанился, выпятил грудь.
— Да вот купец у нас есть, Розмичем зовут! Все, поди, уж слыхивали о таком…
Словены терпеть не могут кривды. Но кривда кривде рознь. Если просто так врут — это одно, а по делу — совсем другое. Когда речь о сватовстве, тут только дурак не приукрасит. Полат дураком не был, хитрить не стеснялся.
Он говорил долго, витиевато. И слова подбирал такие, что сразу ясно — не абы кто распинается, князь! Розмич в его рассказе получался настоящим богатырём, способным не только какого хазарина с корелой, самого Змея Горыныча на кусочки порубить. И доблести воину не занимать, и почёта. Нрав описал довольно похоже, хотя кое-где всё-таки сгустил краски, особливо когда заверял, что с женой дружинник ласковей ручного хоря будет. Может, и будет, но зачем с хорём-то сравнивать?
А вот когда помянул о княжеском расположении, у Розмича душа дрогнула.
Нет, не свою приязнь упоминал Полат — Олегову. И чем дольше рассказывал, тем яснее становилось — не сочиняет, он и впрямь осведомлён. Причём получше тех, кто в самой Алоди живёт. Полат даже пару случаев привёл, о коих только ближнее окружение Олега ведало.
Но удивиться всерьёз Розмич не успел — в разговор вступил Жедан. Начал расхваливать Затею на все лады.
От одного упоминания её имени у дружинника помутился рассудок. Когда же синеглазка вошла в горницу, Розмича чуть удар не хватил. Мыслей в голове не осталось. Кажется, он даже имя своё забыл. И как дышать — тоже запамятовал.