Книга Командор - Алексей Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтоб тебя с твоим армейским благородством! Остался прикрывать, а отходить приказал через непроходимое болото. Это по-нашему, по-советски! Тут и жизни не хватит, чтобы прочесать все эти бесчисленные острова. Тем более что жизнь здесь почти у всех оказалась короткая. Не захотело принять чужое время, ох, не захотело. А может, так и должно быть?
Лайнер затонул, и искать его, тем более здесь, никто и никогда не будет. Почти все современники погибли, даже напавшие пираты полегли поголовно, и некому рассказать о чуде. Море же умеет хранить тайны. Никто не узнает, где и как нашел свой конец сэр Джейкоб Фрейн и его отчаянные головорезы. Был флибустьер – нет флибустьера. Может, все события давно вцементированы во время, и из века двадцать первого век семнадцатый не изменить?
Ну, нет. Кабанов сжал губы. Было, не было, но своих людей я как-нибудь спасу. И тех, кто со мной, и тех, кого идем выручать. И девчонок постараюсь найти. Хоть сам пиратом стану, но найду. Нет у них кроме меня защитника, а значит, умирать я не вправе. Пока не вправе…
Воистину, жизнь неистощима на сюрпризы, и никогда не угадаешь, вознесет ли она тебя к небесам или же подложит свинью.
Когда-то я читал фантастику: в те времена, когда читал вообще, – но ни разу не задумывался, что жизнь порой бывает куда фантастичнее любого романа. Да только фантастичность эта натуральна до омерзения. Стали бы Стивенсоны и Саббатини описывать в романтических красках флибустьерские похождения, доведись им испытать такую жизнь на своей шкуре! Слишком уж много грязи и вони, не говоря уже о крови. Про такое еще можно читать… но только не видеть!
И все равно я сумел пройти и через это, уцелеть в жестоком и практически безнадежном бою, испытать все «радости» человека, которого болтает в жалкой шлюпке в открытом море, был чудом спасен, чтобы при очередном повороте судьбы превратиться в раба.
По-моему, это уже слишком. Я никогда всерьез не задумывался о рабстве. Оно исчезло задолго до моего рождения, даже его сталинско-бериевский запоздалый рецидив, и уже поэтому казалось абстрактным понятием, наподобие крепостничества. Тем неожиданнее оказался удар. Правда, рабом я стал не в Древнем Египте, а в более цивилизованные времена на плантациях, неподалеку от рабыни Изауры. Но хрен редьки не слаще.
В довершение всех бед мой хозяин оказался самым натуральным извергом. В первый же день каждого из нас, восьмерых экземпляров говорящей рабочей скотины, по нескольку раз пребольно стеганули бичом. Просто так, для острастки. И предупредили, что в случае малейшего неповиновения будет во много раз хуже и больнее. А на третий день у нас на глазах до полусмерти избили одного негра – он, мол, не так взглянул на хозяина, когда тот забавы ради съездил бедолаге стеком по лицу.
Даже на нашем злосчастном острове было лучше. Пусть нас подстерегала смерть, но там мы были свободными людьми и в нашей власти было распоряжаться собственной судьбой. К тому же с нами был командор со своими десантниками, и это давало нам надежду выбраться живыми из любой переделки. Сейчас же, как назло, все три уцелевших спецназовца оказались вместе с Кабановым неизвестно где. Не знаю, как там с ними обращаются, но три профессиональных киллера – это сила. Еще неизвестно, не придется ли плантатору проклясть тот день и час, когда он решил прикупить на аукционе московитов!
В сущности, то была моя единственная надежда. В покорность командора я не верил и никогда не поверю. И не зря он держался так спокойно во время нашего заточения и продажи. Насколько я знаю Сергея, он и лишней секунды не останется в неволе, подвернись ему хоть малейшая возможность для побега. Наверняка его сдерживают лишь незажившие раны. А когда наберется сил, он тем или иным способом вырвется с плантации. Тихо или с шумом, но вырвется. И совсем не верится, что наш командор забудет про своих и каким-либо способом не выручит нас. Я уже дошел до того, что согласен даже уйти в партизаны и бить британцев где только удастся, лишь бы не быть в рабстве у этих самодовольных скотов! И не из-за какой-то там моей особой воинственности – я никогда не испытывал тяги к подобного рода приключениям, – а чтобы меня в буквальном смысле не забили на плантации, как мамонта.
Но дни шли за днями, а освобождение все не приходило. Корабельный токарь Ардылов оказался мастером на все руки, и не прошло и недели, как хозяин забрал его в дом. Там наш товарищ занялся вырезанием всяких поделок из дерева. Не знаю, куда хозяин потом всю его продукцию сбывал, но прибыль с этого, безусловно, имел, и наверняка немалую. Не зря же Ардылову предоставили отличные, с точки зрения раба, условия – и каморка у него была своя, и кормили его немного лучше, и надсмотрщик за спиной не стоял…
Нам же приходилось куда тяжелее. Мастерить что-либо своими руками мы были просто не приучены, и использовали нас исключительно на уборке сахарного тростника наравне с неграми. Да и тут мы здорово отставали от черномазых, и редкий день обходился без минимум двух-трех ударов бича по голой спине. Даже спать приходилось большей частью на животе.
– Так дальше продолжаться не может, – к концу второй недели заявил мне Рдецкий, когда мы с ним сидели над обеденной бурдой. – Тут нас всех забьют, как собак. Даже не как собак, а как бессловесных кроликов. Мы что, и дальше будем покорно ждать своей очереди?
– А что мы можем сделать? – спросил я. – Не апеллировать же к суду с просьбой о смягчении приговора!
– Да, суды здесь покруче наших, – согласился Гриф. – В родной тюрьме сидеть было бы куда приятнее.
Естественно – ему-то что тюрьма, что санаторий. Здесь о прошлом Рдецкого не знали, а если бы узнали, то могли и вздернуть без разговоров. Другие времена, другие нравы. Вслух я сказал:
– Со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Жаловаться можно сколько угодно – от этого ничего не изменится.
– Действовать надо. – В глазах Грифа мелькнула ненависть. – Я бы и от своих такого не потерпел, а от чужих терпеть тем более не собираюсь. Загнуться от приговора за несовершенные дела…
– А за совершенные разве легче? – поддел я его. – Что ты предлагаешь?
– Что тут еще можно предложить? Побег, – смерив меня оценивающим взглядом, ответил Гриф.
– Как? И куда бежать? Ямайка – остров большой, но рано или поздно нас все равно найдут. Объявят награду, тогда нас любой встречный выдаст с потрохами. Да и всю жизнь прятаться не станешь.
– Разумеется, – кивнул Гриф. – Но всю жизнь и не надо. Затаимся на месяц-другой, пока активные поиски не улягутся, а там доберемся до берега, приватизируем подходящую лодку – и поминай как звали! До Гаити не так далеко, а там французы.
Изложенный в нескольких словах план был, несомненно, наиболее разумным из всех возможных, но гладко бывает только на бумаге…
– Хорошо, но возникает еще несколько логичных вопросов. Чем мы будем заниматься этот месяц-другой? Где скрываться, чем питаться? Что станем делать на Гаити, если доберемся? И наконец, как мы сможем убежать? Нас восемь человек, но среди нас нет ни одного настоящего профессионала. Кабанов, Сорокин, Ширяев – все они на другой плантации, но мы же не знаем, где именно? Или ты предлагаешь отыскать их и на Гаити бежать вместе?
