Книга Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

и улыбнулась:

— Если можно, мне бы воды.

— Как скажете, — не стал настаивать доктор и, беззлобно усмехнувшись, покосился на бутылку безалкогольного шампанского, которую она пристроила напротив своей тарелки.

Когда все расселись, Валерий Павлович, пытаясь разрядить зависшее в комнате напряжение, взял на себя роль тамады.

Он успевал шутить на тему просмотренной новогодней комедии и ухаживать за всеми сидевшими за столом, по-хозяйски радушно уделяя особое внимание гостье.

Регина держалась как леди — она с легкостью поддерживала беседу с Олегом и доктором о современном кино и, не отказавшись от угощений, ловко орудовала ножом и вилкой, отправляя их в рот небольшими порциями.

Анька была зажата. С любопытством и ревностью во взгляде она исподтишка следила за гостьей.

Осушив почти залпом бокал вина, Варвара Сергеевна, проклиная себя за неясный порыв души, заставивший пригласить Регину, пыталась думать о том, что напротив нее сидит глубоко травмированный, озлобленный с детства ребенок.

Человек, которого чудовищные обстоятельства жизни лишили любви и тепла семейного очага.

Душа, невольно оказавшаяся во тьме.

Впустив ее в свой дом, она отчаянно желала закрыть свой сомнительный и спорный долг до наступления условно нового этапа жизни.

За пару минут до Нового года Валера под речь президента принялся открывать полусухое французское шампанское.

Скроив очаровательно-невинную рожицу, Регина пододвинула к нему бутылку безалкогольного напитка с яркой, для детей, этикеткой.

Анька, обожавшая шампанское, вдруг, к удивлению матери, попросила доктора налить ей из Регининой бутылки.

Под бой курантов они встали, чокнулись, для проформы покричали «ура» и сдержанно расцеловались.

Регина, оказавшаяся в стороне от сгрудившейся в кучку семьи, задумчиво глядела в свой бокал с шипучкой. По ее лицу блуждала кроткая, несвойственная ей улыбка. Казалось, она сосредоточена на каком-то жгучем, выстраданном всем сердцем желании.

Расселись обратно по местам.

Полетели минуты только что родившегося года, и обстановка заметно разрядилась.

Зашумели заждавшиеся приборы, зазвенели сокровенными надеждами бокалы.

Поговорили о глобальном потеплении, о резко вспыхнувшей в регионах пневмонии, о качестве нынешней пищи.

Анька с Олежкой, игриво накидывая друг другу в тарелку салаты, принялись загадочно переглядываться.

Дочь встала из-за стола и, не сводя глаз с Олега, сделала ему похожий на предупреждение жест рукой. Затем упорхнула на кухню, выкрикнув из коридора, что пошла проверить утку.

Валерий Павлович, не отказавшись пропустить с Олегом рюмку водки, затеял с ним сдержанный спор. Доктор, как истинный патриот, нахваливал отзвучавшую речь президента, Олежка же не испытывал по этому случаю восторга.

Воспользовавшись моментом, Регина подошла к Варваре Сергеевне и предложила выйти на перекур. Самоваровой категорически не хотелось вести ее на балкон через комнату Аньки и Олега.

Плюнув на запреты, нарушаемые многими в новогоднюю ночь, и прихватив портсигар, она предложила выйти на лестничную клетку.

— Тебе не предлагаю! — достав папиросу, Варвара Сергеевна кивнула на Регинин пока еще плоский, обтянутый платьем из тонкой черной шерсти живот. — Что ты решила?

Регина отвела взгляд.

— Тихо здесь… — Она глубоко втянула в себя подъездный воздух. — Что, пенсионеры одни остались?

— Время такое. Каждый в своей клетушке сидит. Если кто и веселится, то только молодежь на улице.

Словно в подтверждение этих слов за окном раздались оглушительные хлопки салюта, а следом распахнулась дверь квартиры на третьем этаже.

Оставив за спиной рев музыки, из квартиры выскочила блондинистая носатая девица лет тридцати в короткой, торчащей из-под худи юбке, с раскрасневшимся то ли от алкоголя, то ли от переизбытка эмоций лицом.

— Девчонки! — спускаясь по лестнице, громко шептала она. — Можно я с вами постою?

Девица юркнула за их спины и достала из кармашка худи мобильный.

— Початиться по-быстрому надо. Прикройте!

Она тряхнула гривой выбеленных, с модным — «черные корни» — выкрасом волос и, сверкая глазами, принялась строчить кому-то сообщение.

— А дома что, не чатится? — усмехнулась Варвара Сергеевна.

— А дома — мой, — не отрывая глаз от экрана, не то обиженным, не то простуженным тоном объясняла девица. — И ноль внимания, и не отойди от него ни на шаг!

Отправив сообщение, она вороватым жестом сунула мобильный обратно в карман.

— Не, вы не подумайте… Просто бывший поздравил, да так трогательно, что безумно захотелось ответить. Мой-то совсем рехнулся, — быстро оглядев обеих женщин, обратилась она к той, что была ближе по возрасту — к Регине. — В кои-то веки дома, Новый год, а он сел, блин, «Брата» с друзьями смотреть, будто не видел никогда.

— Ну… «Брат» — это уже классика! — отозвалась Самоварова. — Крепкий и честный фильм.

— Там же вроде «Наутилусов» музыка? — неуверенно спросила Регина.

— Там не только их музыка, там сам маэстро снялся, — с нескрываемым удивлением поглядела на нее девица.

За окном вновь громыхнуло, и лица женщин раскрасились разноцветными всполохами салюта.

Выждав, пока грохот стихнет, Регина обратилась к девице:

— А что вам из «Наутилусов» нравится?

— Мне?! Я Баскова люблю, он романтик. А что там нравиться-то может у «Наутилусов»? Депрессуха.

— Не скажите. У них есть вполне мажорные, хоть и философские вещи. Например, «Золотое пятно», — сказала Самоварова.

— Не слышала, — пожала плечами соседка. — Или не помню. Это с какого альбома?

— Я не настолько большая поклонница, — развела руками Варвара Сергеевна, — чтобы знать их альбомы наизусть.

Дверь приоткрылась, из нее высунулся белобрысый, светлолицый и белобровый мужичок под сорок:

— Здорово, бабоньки! С Новым годом!

— И вас с наступившим, — кивнула Самоварова.

— Сопелкина! — обратился тот к девице. — Что за детский сад? Если уж приперло покурить, могла у Глеба сигарету взять.

— Че у Глеба-то… Мне вот с девчонками интересней!

— Ну… возвращайся давай. Щас уже старики мои подгребут, прибраться бы надо на столе.

Сопелкина скуксилась и пробурчала:

— Сплошной сексизм… Только подай да принеси… А я типа так — не женщина, а функция!

Самоварова невольно улыбнулась:

— Воспитывать нужно мужчину своего.

— Да как его воспитаешь-то? Воспитали уже.

— Проговаривайте с ним, что не нравится. Поверьте, мужчины умеют слушать и даже слышать.

— Ладно, — поплелась наверх Сопелкина. — С новым счастьем!

Когда за ней закрылась дверь, Самоварова перевела взгляд на притихшую, прижавшуюся к стене Регину.

— Неужели, Аря, ты правда веришь, что мужика можно перевоспитать?

На ее лице блуждала горькая, пронизанная болью улыбка.

— Я во все верю, — многозначительно ответила Самоварова. — Но в хорошее больше.

Регина едва заметно кивнула и, явно ожидая продолжения, упрямо поглядела на Самоварову.

— У тебя были дедушка и бабушка. Была нормальная семья. Трагедия, случившаяся с ними, поломала психику твоей матери, а в те времена психикой не занимались. Энергии и воли к осуществлению целей тебе не занимать. Сломать матрицу тебе вполне по силам. Направь их наконец на созидание.

— Еще у меня была прабабка, — выпалила Регина. — Сосед наш, физрук, напившись, орал, что она была ведьмой. Она здесь жила. Помнишь ее?

— Не помню… Перестань чушь городить. Кстати, крышу твою, Петра Анатольевича, пару дней назад арестовали. Ты вовремя