Книга Бяк-бяк-бяк-бяк - Квинтус Номен

она целых шесть тонн, которые нужно до строящегося аэродрома откуда-то довезти. А так как плит таких на один аэродром нужно очень много, то…

«Социалистическое разделение труда» оказалось в данном случае исключительно полезной штукой. Плиты возили немецкие тяжелые грузовики «Магирус», укладывали их подъемные краны «Ковровец», грунт выравнивали (после того, как на полосы песок те же Магирусы завозили) Сталинградские бульдозеры… Причем все это проделывалось не только на тысячах строящихся аэродромах Советского Союза, но и в той же Германии, а так же в Венгрии (поставлявшей на аэродромы всю осветительную арматуру), Чехословакии (откуда шли разные машины аэродромного обслуживания от топливозаправщиков до самоходных трапов), Болгарии — поставлявшей складское и багажное оборудование. И много где еще — в том числе вообще в пустынях. Например, в пустыне, где строился совершенно новый город Учкудук.Или в горах: австрийцы тоже сообразили, что аэропорт поблизости от крупного города — это весьма удобно. Не обязательно аэропорт «международный», маленький, с полосой в полкилометра, на которую с регулярностью автобуса садятся небольшие пассажирские самолетики, даже получше большого аэропорта будет просто потому, что от маленького и шума меньше.

А с «маленькими самолетиками» у австрийцев стало уже совсем хорошо. Кроме нескольких сотен «МАИ-2Т», которые здесь же, в Австрии, теперь и производились на совместном советско-австрийском предприятии (главным образом для продажи в капиталистические страны), там летали (и изготавливались) самолеты уже полностью австрийские — «самые маленькие турбрвинтовые самолеты в мире». Пятиместные, с австрийским же турбовинтовым двигателем. То есть двигатель в Австрии австрийские инженеры разработали, а делался он «пополам»: горячую турбину делали все же в Рыбинске потому что сами австрийцы смогли ее сделать с ресурсом лишь в пятьдесят часов. Но эти самолетики стали очень популярны, и не только в Австрии — но, хотя они могли использовать и травяные аэродромы, бетонные полосы все же были предпочтительнее. А когда такую полосу выстроить быстро и недорого, то почему бы их и не выстроить?

А в СССР самолеты выпускались уже на сорока девяти авиастроительных заводах, и еще столько же было построено авиаремонтных. И под шумок было выстроено еще три десятка заводов, которые «делали ракеты» — не только и даже не столько космические, но ракеты. И десятки техникумов готовили для этих заводов рабочих, институты обучали будущих авиаинженеров — а инженеру в общем-то все равно, что конкретно проектировать: самолет или ракету. Или даже космический корабль. Или космический, но вообще не корабль…

Владимир Николаевич выделенными средствами воспользовался весьма рачительно. Рядом с Новостройкой, в городе Краснозаводск он выстроил — рядом с химзаводом (на котором вообще-то стрелковые боеприпасы делались еще со времен первой мировой) новую производственную площадку (и, конечно же, пару жилых кварталов), где люди вплотную занялись разработкой изделий по программе «Алмаз». Очень даже вплотную, к концу года рабочие приступили к сборке первого «рабочего» изделия. Правда, по мнению самого Владимира Николаевича, «слишком уж неторопливо», но он никого подгонять не стал: космос — это место, где требуется качество, а не скорость выполнения работы. И если люди не успевают все сделать вовремя, но горячку не порют и за этим самым качеством следят, то это совсем даже неплохо. И подгонять — вообще смысла нет, поскольку основные задержки в работе связаны с тем, что «смежники не успевают»…

Поэтому восьмого января шестьдесят третьего года УР-500 вытащила на орбиту не «Алмаз», а «физический спутник» «Протон» весом в двенадцать тонн. О чем ТАСС торжественно весь мир и оповестило — и почти никто в СССР так и не узнал, что президент Никсон после этого перевел компании Мартин-Мариетта еще полтораста миллионов долларов.

Но еще меньше людей (в том числе и в СССР) узнали о коротком разговоре между Владимиром Николаевичем и Николаем Семеновичем:

— Мне, товарищ Челомей, доложили, что после пуска вашего «Протона» товарищ Никсон выделил Гленну Мартину полтораста миллионов долларов. Что на наши деньги составляет почти восемьсот миллионов рублей. Советское правительство считает, что это несправедливо…

— Лично я не думаю, что эти деньги позволят Мартину-Мариетте изготовить свою ракету быстрее…

— Вы не дослушали. Советское правительство считает, что советские люди за такие деньги смогут сделать гораздо больше, чем американцы, поэтому принято решение вам восемьсот миллионов выделить — в качестве первого этапа финансирования — на программу УР-700. Я утром имел беседу с Валентином Петровичем, и он сказал, что двигатель с учетверенной тягой он поставит на стенд в Новостройке уже этим летом. Мы — я имею в виду Коллегию ВПК — не считаем, в отличие от американцев — что любую проблему можно решить деньгами, но прекрасно понимаем, что без денег серьезную проблему решить, как правило, невозможно, поэтому аналогичную сумму получает и товарищ Глушко. И, если мне верно передали ваши слова, мы ждем успешного выполнения этой программы через три года, то есть через три года после этого лета.

— Я вообще-то говорил совсем о других суммах…

— Я помню, но эти восемьсот миллионов будут средствами на, скажем, подготовительный этап. А запрашиваемая вами сумма уже предусмотрена в бюджете на следующий год, но зачем год тратить на простое ожидание? И, прошу особо отметить, что при необходимости средства на подготовительный этап могут быть увеличены. Вы держите меня в курсе, я всегда буду готов вам помочь. Не лично я, конечно, а вся наша страна…

Глава 28

У Берии с Патоличевым и Пономаренко отношения сложились несколько своеобразные. Все трое были «производственниками», но Патоличев и Пономаренко «деньги зарабатывали», а Берия «деньги только тратил» — однако эта различие в их деятельности никаких конфликтов не вызывало. Все прекрасно понимали, что СССР без мощной обороны существовать не может, а «оборонка» зарабатывать не может по определению. Так что если споры и возникали, то лишь по поводу возможности тех или иных трат.

Но были у них и принципиальные разногласия. Николай Семенович, поуправляв Украиной, вынес стойкое предубеждение против любого рода «самостийности», а Пантелеймон Кондратьевич еще раньше, в войну, сформировал четкое отношение к любым проявлениям национализма — так что оба категорически отвергали любые попытки проведения «коренизации», к которой стремился Лаврентий Павлович. И несколько его попыток поставить руководителями крупных предприятий ВПК «национальные кадры» были пресечены методами, очень далекими от «межнациональной терпимости». Что, понятное дело, Лаврентию Павловичу радости не добавляло, тем более что жестче всего эти «пресечения» проводились на Кавказе. А иногда это приводило к последствиям, даже вызывавшим волнения местного населения. Но, если посмотреть на экономический результат, то и сам Лаврентий Павлович