Книга Колесница Джагарнаута - Михаил Иванович Шевердин

Нет, теперь нужны смелые, молодые, жестокие. Так сказал сам фюрер. Хайль! — Бай Мирза выбрался из подушек, на которых он сидел по-турецки, и, подойдя к Сахибу Джелялу, попытался фамильярно его обнять. Не заметив даже, что тот брезгливо отстранился, он доверительно зашептал: — Но какой опыт в убийствах! Какая жестокость, беспощадность! Какая страстность энтузиазма! О, с такими серыми волками мы ворвемся в Туркестан. Такие воины сметут Красную Армию, большевиков, Советы… Долой!

— И что вы будете делать в Узбекистане?

— Советскую власть прикончим — раз! Революционеров прикончим. Землю баям, заводы — хозяевам, финансы — банкирам. А со всякими там просвещениями, клубами, раскрепощениями женщин — вот этой нашей рукой сами разделаемся.

— Сами? — Теперь уж Сахиб Джелял смотрел на собеседника с пристальным любопытством.

Ничего не замечал Бай Мирза, и напрасно. Лицо его собеседника темнело и искажалось. Сахиб Джелял не скрывал презрения и отвращения.

— Я сам буду фюрером Туркестана, а вам, домулла, предлагаю пост министра финансов, — я слышал, вы когда-то являлись визирем и советником блистательного двора эмира бухарского. И опыт у вас есть! О, мы с вами потрудимся. Создадим конфедерацию ханств — Бухара, Коканд, Ташкент, Хива, Мерв… Величественно, а!

— Гитлеризм — учение фашизма — предусматривает господство и превосходство одной расы… арийской расы. Немцы признают одну расу господ — себя. Значит, узбекам суждено ходить под гитлеровцами. Я не удостоен общения со знатными людьми фашистского рейха. Пребываю вдали от европ, но и до моих ушей дошло… Говорят, что Гитлер сказал: «Никаких туземцев — президентов или самостоятельных королей. Никому из дикарей не дадим самостоятельности. На Кавказе, в Туркестане будут губернаторы, ну, а дикарей, — это он про нас, узбеков, киргизов, таджиков, — в крайности будем держать в канцелярии советниками, переводчиками». Ну, совсем как при Кауфмане или Одишелидзе — югурдаками, мальчиками-малайками на побегушках.

— Нет-нет, — протянул заплетающимся языком Бай Мирза, — неправильно…

— А быть ишаком или царским ишаком — почти одно и то же.

Чувствовалось, что Сахиб Джелял своей цели, приглашая на завтрак воинственного капитана СС, достиг и теперь знал о нем все, что хотел знать. Теперь оставалось выпроводить его благопристойно.

Но Бай Мирза, хоть и был основательно пьян, еще сохранил проблески сознания:

— Фюрер — я. Немцы ни при чем. В Ташкенте фюрер мы — Бай Мирза. Хайль! Немцев… арийцев в тартарары. Мусульмане, вот кто! Исламский фашизм. Мусульмане высшая раса, вот кто. Коран… шариат… меч… головы долой немусульманам. Мусульмане во всем мире — господа. На небе аллах, на земле Бай Мирза! Никаких туркмен, таджиков, казахов, каракалпаков. Всех на тюркский язык. Заставим! Все мусульмане. Всех поведет Бай Мирза. Не верите? Нас поддержат баи, помещики, купцы, банкиры… Выжили. Их много. Ненавидят Советскую власть. Пойдут сами. Поведут молодежь. Дадут деньги. — Вдруг он повернулся, схватил Сахиба Джеляла за отвороты халата и, дыша винным духом прямо в лицо, воскликнул: — А вы дадите? Богач, миллионер, сколько вы дадите?

— На что? — поморщился Сахиб Джелял. — Молодой человек, вы хотите съесть собственную голову.

— На оружие, представительство, жалованье солдатам батальона Тамерлана. Мы вас назначим оберштурмфюрером. Почет! Власть! Отдадим, скоро отдадим. Японцы бомбят Калькутту. Японцы на пороге Индии. Все при слове «Индия» расцветают в улыбке: какие богатства, алмазы, красавицы! Мы Тимур двадцатого века. Мы, Бай Мирза, будем купаться в золоте. Девственницы, прекрасные, нагие, обовьют шею нам гирляндами цветов, шею завоевателя Бай Мирзы. Бай Мирза — фюрер Азии. Гитлер пусть сидит в Европе…

С Бай Мирзой творилось что-то странное: он то возбуждался и впадал в ярость — был «готов съесть собственную голову», то впадал в полудремотное состояние и бормотал совсем тихо невнятные фразы: «дьявольская политика большевиков», «у меня в руках оружие истребления», «непреклонность в убийствах», «великая слава басмачества», «нападение на Чирчик», «парашютисты летят, скорее пойдем встречать», «пожалейте меня — я несчастный», «дайте мильенчик».

Он расстегнул мундир, волосы слипшейся прядью нависли на лоб, лицо побагровело и покрылось испариной. Он громко рыгал, его мутило.

Сахиб Джелял поднялся и посмотрел на полулежащего Бай Мирзу:

— Занозу, шатающийся зуб и скверного мальчишку с корнем вырвать! Или… А если сам свернет себе шею…

— Заноза… зуб… шея? А скажите, домулла, почему вы женились на англичанке? А, мусульманин — и на англичанке?

«Ого! Он пьян, но соображает… Значит, мне не верит. Видимо, он о многом осведомлен. Болтовня болтовней, но и на самом деле все эти излияния по поводу батальона Тамерлана, восточных дивизий СС, подготовки вторжения в Узбекистан лелеются кем-то в планах и проектах. В открытую действовать рано».

И Сахиб Джелял предпочел спрятать бриллианты мысли под покровами красноречия:

— Послушайте, дорогой, позвольте мне извлечь из ножен спора меч цветистой речи, тающей, подобно жемчужинам, на языке. Слова гарцуют по полю ристалища уст, да рассыпятся звонкими перлами и смягчат резкость упрека! Есть вещи, запретные в разговоре между мусульманами, и гостю не подобает спрашивать о делах эндеруна. И еще позволю себе добавить: две вещи свидетельство незрелого ума — молчание, когда надо говорить, и болтливость, когда надо молчать.

Если бы в тот момент Сахиб Джелял знал, что происходит на мраморной террасе виллы Баге Багу, вернее всего, он поступил бы с капитаном СС, новоявленным Тимуром, совсем по-другому. Сахиб Джелял затеял завтрак в тиши своих апартаментов, конечно, не для того, чтобы «оказать свинье почет».

Наблюдая за врагом, точи кинжал. Но из осленка благородный конь не вырастет. Сахиб Джелял уже в середине беседы понял — узел надо разрубить мечом. Но Сахиб Джелял думал, что делать это еще преждевременно. Он боялся распугать филинов и сов, вздумавших свить гнездо в Баге Багу. Но кто знал, что дыня созрела!

Он величественно выпрямился и пошел к двери, оставив Бай Мирзу в смятении.

Неужели дела третьего рейха так неважны, нет, так плохи…

Про Сахиба Джеляла в Берлине говорили: «Самостоятелен. Независим. Привлечь сможем, только когда он уверится в победе всемирного рейха. Надо суметь убедить его, что победа близка и неотвратима. Убедить и заставить служить, способствовать победе всеми капиталами, всем авторитетом, громадным влиянием на Востоке». И поручили убедить узбеку узбека, мусульманину мусульманина. Сказали: «Вовлечение Сахиба Джеляла в дело рейха не менее важно, чем вторжение в Туркестан, — у Сахиба Джеляла за пазухой весь Средний Восток. Убедить или… устранить».

Всего мог ждать Бай Мирза, но только не того, чтобы Сахиб Джелял повел себя так. Неужели дела рейха так плохи, чтобы этот купчишко не счел нужным даже скрывать свои мысли?

Это же провал. Сияющее солнце провалилось в зияющую яму. Кто поручится, что вельможа,