Книга Дрейк - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не двинулась с места даже тогда, когда за окном стемнело.
Зачем нужны таблетки, если чувства имеют тенденцию умирать и без них?
* * *
– Первая серьезная проверка на прочность, и ты уже треснула по швам? Узнала о том, что можешь влиять на мир, и сунула голову в песок?
Его слова били.
Они были не просто жесткими, они были жестокими. Дрейк стоял напротив – циничный, раздраженный, невыносимый. Я вдруг поняла, почему многие его не любили.
– Я всего лишь сказала, что не в настроении для шопинга.
– Конечно! Ты просто спряталась в скорлупе: «О, мир! За что отринул ты меня?» Сидеть и жалеть себя тепло и приятно. Не правда ли? А так же гораздо проще, чем признать о себе правду и работать над развитием способностей. «Кому они нужны, если я стала такой… одинокой?» Так?
Сука.
Он знал куда давить. Сидеть в скорлупе с ним было невозможно: ухмыльнется и сядет сверху задом, не раздавит, так выдавит. Хотя направленность действий начальника была понятна: любыми средствами изгнать из настроения апатию.
Ему удавалось. Я тихо закипала.
Он же, будто не замечая произведенного эффекта, заводился все больше.
– К прыжкам ты, значит, уже привыкла. То, что твое тело перевоссоздается по желанию мысли в новом месте, это норма. Приходя в здание Комиссии, по твоей милости переименованное в «реактор», ты уже не замечаешь, что вещи возникают из воздуха, что существуют карты созданных вручную Уровней – тебе это тоже норма. Когда твоя собственная рука проходит через стол, это непривычно, неприятно, но возможно. А когда вдруг оказывается, что ты и сама можешь кое-что из этого, то выдаешь шок девственницы, которую собираются дефлорировать искусственным путем. Что это за реакция, Бернарда?!
Я молчала, сжав зубы.
– Ты хотела, чтобы твоя сила росла, ты работала над этим, ты медитировала, изучала влияние эмоций на составляющую Творца, а когда первый результат проявился, решила, что все, хватит? А то как-то неудобно кренится жизнь?
– Оставь меня в покое!
Дрейк холодно рассмеялся.
– Не сомневаюсь, что ты желаешь именно этого – захлебнуться в одиночестве. Только предоставлять его тебе я не намерен.
Я плюнула в ответ порцией яда.
– Будешь читать нотации до вечера? Потом, может, еще и спать с собой уложишь?
Он подлетел вихрем, уперся руками в диван по обе стороны от моих плечей, жесткое лицо с горящими глазами теперь было слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Крохотные волоски тут же наэлектризовались и встали дыбом.
– Если бы сумела дорасти до моих прикосновений, то уже спала бы не со мной, а подо мной. Но, может, и к лучшему, что ты решила остановиться сейчас?
– Я такого не решила!
– Докажи мне.
Он отстранился. Холодный, с сузившимися глазами, недоступный, пугающий силой и ей же притягивающий. Начальник, создатель, самый страшный человек на Уровнях. Теперь я понимала, почему его боялись.
Но они не были мной.
– Кстати, – резко изменив тон на спокойный и поучительный добавил Дрейк, – никогда и никому не позволяй к тебе относиться так, как ты того не заслуживаешь. Взрасти в себе эту планку. Если люди не понимают этого и не учатся, то без сожаления оставляй их позади. Окружи себя другими, ценящими тебя.
Я вскинулась было процедить, что в таком случаем он сам будет первым, кто пойдет «лесом», но тут же одумалась. На самом деле Дрейк относился ко мне именно так, как я того заслуживала. А часто и гораздо лучше.
Так или иначе, я вдруг поняла, что апатия моя спала. Внутри было немного злости и раздражения, немного облегчения и немного любопытства. Но жить и учиться дальше точно хотелось. К тому же напомнил о себе голод.
Дрейк стоял спиной, сложив руки на груди. Ждал.
Прочистив горло, я примирительно спросила:
– Если уж ты твердо вознамерился провести этот вечер со мной, то не можем ли мы начать его с ужина где-нибудь?
Будь я одна, поела бы дома. Но не предлагать же мужчине диетический рацион из холодильника?
Он повернулся лицом. Взгляд хмурый и тяжелый, но уже с редкими просветами в грозовых облаках.
– Буду прилежно учиться аристократическим манерам, – с готовностью заправского подхалима добавила я.
Дрейк кивнул на дверь. Собирайся, мол.
Прошлое имеет тенденцию забываться.
Какими бы насыщенными не были события – хорошие или плохие – со временем они тускнеют. Будто рычажки, отвечающие за яркость и цвет воспоминаний постепенно сползают с отметки со ста до нуля. А то и в минус.
Именно так помнил женщин Дрейк. Теоретически.
Тех, что теперь существовали в созданном мире, он не воспринимал, как не воспринимает собака ползающих по земле муравьев: слишком разные весовые категории, слишком разные возможности и представления о жизни, несмотря на ежедневное существование бок о бок.
Дрейк помнил, что когда-то давно, во времена его молодости, когда первостепенными задачами были не торможение процесса старения и разработки теорий о работе со временем и пространством, существовали и другие вещи: чувства, касания, ощущение скользящих сквозь пальцы волос, жар кожи, тепло и холод слов, водящий по неприкрытой душе пальцами.
Он, как и другие мужчины, не отказывал себе в близости и телесных удовольствиях, но с тех пор прошло столько лет, что имена забылись, лица расплылись, а от чувств остались только отголоски, лишь изредка показывающиеся на поверхность, чтобы быть тут же погребенными заживо отсутствием смысла существования.
Тогда, давно он так и не нашел свою вторую половину. А если бы нашел, было бы все так же, как теперь?
Навряд ли.
Так или иначе, тех женщин, с которыми он когда-то был близок, не существовало уже несколько столетий.
Но был ли смысл сожалеть о том, что могло бы сложиться по-другому? Прошло слишком много времени, с тех пор как Дрейк потерял бессмысленные надежды на возвращение былого. Потерял, как оказалось, для того, чтобы однажды с удивлением обнаружить, что эмоции имеют тенденцию не только угасать, но и возрождаться.
Поставив перед собой какую-либо задачу, представитель Комиссии всегда находил кратчайшие пути ее исполнения. Точность, скорость, аккуратность – наиболее действенная формула, неизменно приводящая к успеху любого мероприятия.
Задача этого вечера Дрейку была предельно ясна – не дать ценному сотруднику с высоким потенциалом зарубить собственные способности на корню. Другими словами, ни в коем случае не оставлять Бернарду в одиночестве и не позволить ей ни на минуту погрязнуть в философских размышлениях о собственной силе и ее влиянии на мир. Страх, показавший свое лицо сегодня, в тишине разовьется и выстроит плотный кокон из новых моральных устоев, запрещая действовать, дабы не навредить себе или миру. А от укоренившегося страха сложно избавиться, куда проще не дать ему развиться.