Книга Игра реальностей. Дрейк - Вероника Мелан

Спертый запах, равнодушное лицо, толстая пачка фотографий, взнос на корм.

- У вас есть своя клетка или сумка?

- Сумка?

- Чтобы донести животное домой.

- Нету.

- Еще двести пятьдесят рублей.

Я протянула купюры. И через несколько минут вышла на улицу с жесткой наспех скроенной сумкой; в узкую щель попеременно выглядывали то рыжие уши, то розовый нос, то испуганные зеленые глаза.

* * *

С важными делами было покончено. По-крайней мере, на ближайший час.

Спустившись на этаж, Дрейк вошел в информационную лабораторию и развернул перед глазами объемный экран Нордейла.

"Где ты сейчас?"

Настроившись на Бернарду, он послал мысленный запрос системе. Огонек засиял в одной из отдаленных точек, на окраине города. Точно не особняк. По крайней мере, она уже вернулась в этот мир.

Зная, что потрясенный мозг может и, скорее всего, будет швыряться волнами неустойчивого настроения, Дрейк хотел лично проверить подопечную, узнать, все ли с ней в порядке. Осознание себя, как Творца - это шок для любого живущего, а человеческий разум всегда с трудом вмещал новые понятия. Тем более, подобного масштаба. Ей будет плохо какое-то время, неуютно и одиноко. Но это пройдет; она привыкнет и со временем увидит себя в новом качестве. Главное, не упустить тот момент, когда маленькая ладошка будет отчаянно нуждаться в поддержке и накрыть ее своей - большой и теплой.

К сожалению, пока только образно.

Она стояла на том же холме, на котором когда-то давно любила сидеть, глядя на ночной Нордейл. Был день, а холм, укрытый снежным одеялом, сверкал на солнце так, что резало глаза.

Бернарда стояла неподвижно, чуть ссутулившись - не женщина, а статуя, на плечи которой взвалили исполинскую глыбу. Длинные волосы развевал ветер (заметила ли она, что они отросли?), слишком легкой для такой погоды была куртка.

Погруженная в тяжелые раздумья, она смотрела прямо перед собой, но Дрейк мог бы дать голову на отсечение, что перед глазами ее был не сверкающий вдали городской абрис, а лишь внутренний мир, изменившийся, как ей казалось, слишком быстро.

Снег захрустел под его ботинками, и она вздрогнула, обернулась лишь на секунду, чтобы снова погрузиться в себя. Не спросила, зачем пришел, даже не обрадовалась.

Значит, действительно тяжело.

Дрейк подошел ближе и остановился немного позади, зная, что слова все равно польются. Через минуту, так и случилось.

- Я не такая, как все они. Зачем? - Голос был полон горечи. - Раньше думала, что немного отличаюсь, а теперь... Я больше не принадлежу маме, я - мутант. Как возвращаться домой, зная, что скажи она что-то, и опять проявится "это"? Не хочу менять кого-то... это неправильно, неприкосновенно. Да и в чем тогда смысл? Раньше казалось, все просто - надейся на помощь сверху, проси для себя здоровья и хороших людей, надейся, что такие будут попадаться чаще, чем плохие... А теперь, не нравится, так сделай плохого хорошим, а хорошего плохим. Поменяй все, как хочешь, залезь, перепрограммируй, надави, воздействуй, и будут все вокруг исключительно такими, как хочешь ты, а не такими, какими хотят быть они. И не придется больше бояться, что кто-то скажет слово поперек, зачем бояться, когда можно сразу по голове чайником? Ткнуть невидимым словом в глаз, и вот он уже не человек, а кукла, готовая соглашаться с любым твоим словом или желанием... В чем тогда смысл?

Она засмеялась. Тихо, подавленно, безрадостно,

"Добро пожаловать в клуб" - подумал Дрейк.

Но вслух сказал другое.

- Ты не мутант. Каждый человек, родившийся в твоем мире, обладает частичкой Творца, но не каждый способен его раскрыть. Люди грязнут в суете, считают важным требуху, концентрируются на шуме и мусоре, что ежедневно плывет через их разум, забывая себя осознавать. Кто они? Зачем пришли? Что представляет собой их настоящее "я"? В извечной гонке за осуществлением желаний, которые им на самом деле не нужны, забывают, что истинное могущество обретают лишь в покое. И ты, если бы ни воля случая, продолжала бы делать то же самое - пыталась бы не отстать от других, совершая огромное количество бессмысленных телодвижений, надеясь, что конец пути все же принесет хоть какое-нибудь удовлетворение.

Она молчала. Слушала, мучительно долго решала, принять или отторгнуть его доводы и пока еще тонула в собственной беспомощности, от которой, Дрейк знал, однажды не останется и следа.

Теперь он умело плел веревочку из фраз, зная, что она выведет ее сознание из глубины на поверхность.

- То, что ты осознала собственную силу, еще не значит, что ты сумеешь ей полноценно воспользоваться. Для того чтобы изменять других по взмаху руки, могут потребоваться годы упорной кропотливой работы в первую очередь над собой. Способности будут крепнуть постепенно, как и твоя привычка к ним, страх уйдет. Вместе с этим придет осознание ответственности за совершенные поступки.

Скорее всего, Бернарде потребуется меньше времени, но Дрейк не стал этого озвучивать. Даже недюжий талант мог быть сдержан страхом перед собственным могуществом; слова приходилось выбирать с особой осторожностью.

Какое-то время на холме было тихо; гонял по белому ковру сверкающие снежинки ветер, над городом висела ясная глубокая синева.

- Знаешь, однажды я боялась провалить экзамен по иностранному языку... Та самая суета и шелуха, про которую ты говоришь, но тогда это все казалось таким важным. - Бернарда смотрела прямо перед собой, облекая в слова одно из своих давних воспоминаний. Дрейк поймал себя на мысли, что ему нравилось слушать - не важно, о чем шла речь, завораживал голос. - Так вот я дошла до той стадии, когда от нервов не могла ни сидеть или стоять, руки постоянно тряслись. В домашней аптечке удалось найти транквилизатор - сильное успокоительное, антидепрессант, не разрешенный к продаже без рецепта. Кто его туда положил? Мама? Не знаю... Перед тем, как принять пару таблеток, я внимательно прочитала инструкцию и противопоказания. Там было сказано: "Возможно появление мыслей суицидального характера..." Я тогда сильно удивилась - как могло успокоительное навести на мысли о самоубийстве? Ведь должно же быть наоборот!

Дрейк слушал, чувствуя, как пощипывает щеки мороз, глядя на понурые плечи.

- Я почти не помню, как прошел экзамен, я его сдала. А вот дорога домой была странной - я все видела, все замечала, но мне было плевать. Не знаю, как объяснить... Эмоций не было вообще, ни хороших, ни плохих, они исчезли. Я видела людей, видела машины, видела жизнь вокруг, но она меня больше не трогала. Помню, я тогда подумала, что узнай я сейчас о том, что выиграла в лотерею миллион, и мне будет все равно. Или узнай я о том, что разбилась в самолете мама, мне тоже будет все равно. Невероятно было думать такое, но я думала. Это чертово лекарство начисто выбило способность к переживаниям, и все плохое и хорошее вмиг сделалось одинаковым. И тогда я впервые пришла к выводу, что если между плохим и хорошим больше нет разницы, тогда смысла жить нет. Зачем, когда все одинаково? А после вспомнила про противопоказание в инструкции... и все поняла.