Книга Позволь ей уйти - Юлия Монакова

А потом Даша ушла. Павел понимал, что ей тоже ужасно нелегко, что он, наверное, высосал из неё всю энергию, поэтому не сказал ни слова возражения, хотя знал: попроси он её тогда остаться — она осталась бы. Хотя бы из жалости.

К счастью, он не был таким бессердечным.

Этот Новый год, как и два предыдущих, Павел собирался встречать в компании родителей Милы.

Поначалу он ездил к ним просто из чувства долга. Чтобы поддержать, утешить… Они неосознанно тянулись друг к другу, словно отдавая часть своей боли и оттого чувствуя хоть какое-то облегчение. А затем эти визиты стали просто приятным и тёплым общением. Тётя Ника и дядя Олег всегда были рады видеть Павла у себя дома.

Он отлично помнил первый день рождения Милы, прошедший без неё. То тридцать первое декабря, когда ей так и не исполнился двадцать один год.

Ему было очень страшно оставаться в этот день в одиночестве, поэтому он поехал к Милкиным родителям. Ехал наобум, без предварительного звонка, не зная, застанет их или нет… просто поддался спонтанному порыву.

Если они и удивились его внезапному появлению, то виду не подали. Пригласили за скромный — без излишних изысков и вычурности — стол, и непонятно было — то ли это проводы уходящего года, то ли празднование дня рождения ушедшей дочери.

С родителями Милы он мог спокойно говорить о ней. Вспоминать, улыбаться, даже шутить по поводу её несносного характера… Так было легче. Как будто Милка не умерла, а просто уехала куда-то на время и очень скоро вернётся.

Они все вместе рассматривали семейные альбомы, в которых фотографии Милы перемежались более старыми снимками их первой — родной — дочери.

— Наверное, это мы во всём виноваты, — тихо сказала однажды тётя Ника. — Хотели судьбу обмануть. Потеряли свою девочку — и решили, что сможем заменить её. В итоге потеряли и вторую…

— Никто не виноват в том, что случилось, — Павел покачал головой. — Мила вас очень любила, хоть и не показывала никогда. Она же такая… злючка противная, — его губы тронула улыбка.

— Ах да, кстати! — спохватилась вдруг женщина. — Мила же кое-что для тебя оставила… Я совсем забыла.

“Кое-чем” оказалась флешка, на который были собраны все её стихи. Оказывается, Мила не писала их от руки в блокноте, не набирала на компьютере или в заметках телефона, а начитывала вслух на диктофон.

— Незадолго до поездки в Таганрог она сохранила все аудиозаписи на флешку и просила отдать тебе, когда… когда её не станет, — вспомнила тётя Ника. — Но тогда всё так быстро закрутилось, навалилось… у меня совершенно из головы вылетело, извини. Она сказала, что ты можешь делать с этими стихами всё, что захочешь.

Павел не хотел ничего.

Он дико боялся слушать то, что она записала. Если бы Мила подарила ему тетрадку своих стихов — было бы куда проще. А это… это ведь не бездушные застывшие строчки, это её живой голос! Её искренние эмоции и настоящие слёзы. Он просто не мог себя заставить, и прошло не менее пары месяцев, прежде чем он наконец решился включить записи.

Это было невероятно. Слышать знакомый до мурашек голос… словно она никуда не ушла. Павел как будто видел перед глазами её лицо. Видел, как Милка хмурится, как улыбается… И сам хмурился и улыбался, смеялся и плакал вместе с ней. Это были его первые слёзы после её смерти…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ А затем он услышал эти строки — и сразу же мысленным взором увидел движения будущего танца:

…Как будто нет и не бывало лжи, войны

и вовсе не бывало смерти.

И мир большой, и сколько ни отмерь ты,

всё будет по тебе — держи, держи.

Так мы вдохнём прощение. Оно

не разбирает правых и неправых,

не выбирает тех, кто лучше нравом,

а просто есть, поскольку суждено…*

Позже танцевальный номер, который Павел поставил под эти стихи, буквально взорвал интернет. Видео моментально стало вирусным.

Это было потрясающее по своей эффектности и простоте действо, выворачивающее наизнанку зрительские души: сцена, виолончель, танец и… голос девушки, читающей стихи под нежную грустную мелодию. Голос принадлежал Миле, на виолончели играл известный музыкант Макс Ионеску, а танцевал, естественно, сам Павел.

Он выходил на сцену почти обнажённым, одетый лишь в трико телесного цвета. За четыре минуты танца он жил, и умирал, и воскресал, и любил, и ненавидел… и люди смотрели это выступление, не сдерживая слёз.

До того как мир узнал о коронавирусе, Павел и Макс успели объехать с этим номером половину земного шара…

В этот раз родители Милы ждали его в гости не одного, а вместе с Кариной.

Девчонка не полетела на каникулы во Владивосток, решив провести новогодние праздники в Москве, с братом. Павел был искренне рад её обществу — Карина всегда удивляла его и веселила, неизменно поднимая настроение. Её успехи в академии впечатляли, она уже несколько раз выходила на сцену Театра балета в детских танцевальных номерах — в том числе и в роли Маши в “Щелкунчике”.

Он вспомнил сейчас о Карине, потому что забрёл в свой любимый антикварный магазинчик, где планировал купить подарки Милиным родителям, и увидел на ёлке стеклянную игрушку потрясающей красоты.

Это был Щелкунчик, сделанный так тонко и искусно, что казалось — вот-вот сейчас оживёт и расскажет всем желающим свою грустную историю. Павел протянул руку, чтобы рассмотреть игрушку получше, уже представляя, как обрадуется Карина такому удивительному и чудесному подарку… но тут его ладонь столкнулась с чьей-то чужой ладонью.

— Ой!.. — услышал он и, оторвав взгляд от Щелкунчика, наконец увидел, что с другой стороны к этому же ёлочному украшению тянется девушка — видимо, тоже посетительница магазина.

— Извините! — выпалили они хором и оба рассмеялись. Действительно вышло неловко и смешно…

Чтобы скрыть вдруг овладевшее им смущение, Павел обратился к продавцу:

— Можно мне вот этого Щелкунчика?

— И мне, — торопливо сказала девушка.

— Извините, но он у меня в единственном экземпляре, — продавец виновато развёл руками. — Ручная работа, редкая старинная игрушка. Так что вы уж как-нибудь между собой сами разберитесь, кому достанется.