Книга Поездом к океану - Марина Светлая

- У вас в детстве был воздушный змей? – зачем-то спросила она.

- Был, конечно.

- А железная дорога? Знаете, рельсы, вагоны…

- Не помню, честно говоря. Разве только совсем в раннем.

А ведь он просил. Кроха совсем. Ему был год от силы, и вряд ли он что мог разбирать и уж точно ничего не понимал. Еще слова не начал говорить, а однажды они шли откуда-то вдвоем, она несла его на руках, а потом остановилась, чтобы купить газету, и пока возилась с продавщицей, он заметил в витрине расположенного поблизости магазина большущую железную дорогу, после извернулся в ее руках, которыми она пыталась, продолжая держать его, отсчитывать сдачу, рванул всем маленьким тельцем туда, к мечте. Так, что она едва не уронила. И зашелся требовательным: «Чу! Чу! Чу!» - что у него означало несомненное «хочу». Он и «мама» еще не произносил четко. А у Аньес в кошельке с собой было совсем немного денег – не хватало на такие подарки. И она пообещала, пытаясь перекричать разразившийся детский рев, что эта штука у него обязательно будет. Слова тогда не сдержала, и это было единственное, о чем жалела до сего дня. Впрочем, теперь и это не ее забота.

Все заботы Анри взял на себя, и она не понимала, как так вышло. Напротив, она сделала все, чтобы это было не так.

Между тем, младший Юбер взял свой бокал с бренди, и она с любопытством наблюдала за ним. Мужественно втолкнув в себя первый глоток, он поморщился, а потом широко улыбнулся, после чего отставил напиток на стол. Глаза его сделались совсем веселыми.

- Пивал я и похуже по молодости, когда нет никакой разницы что пить, - вдруг выдал он, откинувшись на спинку стула и совсем неприкрыто, спокойно разглядывая Аньес. А потом вышиб из нее весь воздух, продолжив: – Все равно никто вкуснее моей матери бренди не делает, да и тот яблочный. В отставке отцу вздумалось поиграть в фермера. Мы производили овечий и козий сыр, сидр, а потом у нас даже пекарня появилась. Сдавали домики страждущим по настроению Финистера. Золотое было время, пока он был жив.

- Там какое-то особенное настроение? – дернула она уголком рта.

- Для меня – нет. Я там рос, что может быть особенного в доме? А мама часто так говорит.

- Она его любит?

- Финистер?

- Да.

- Нельзя жить тридцать лет в месте, которое не нравится.

- И то верно, - Аньес быстро закивала, а потом поняла, что он украдкой глянул на часы, и от этого в горле сжалось. Да что она уже могла поделать сейчас? Сейчас уже совсем ничего. – Вам сегодня еще работать нужно?

- Конечно. Я всегда на работе. Даже теперь.

- О да… А вы? Вы ничего не хотите спросить? – как за соломинку схватилась она за этот вопрос, как если бы вцепилась в его руку, не отпуская, чтобы еще хоть немного продлить это мгновение, которого могло и не случиться. - Не знаю… все что угодно. Обещаю ответить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Нет. Ничего, - ухмыльнулся Юбер и снова, теперь уже сам, подозвал официанта, чтобы попросить счет. Аньес молчала, глядя на его пальцы, которыми он вынимал из бумажника деньги. Пальцы были совсем не как у Лионца, второй уже раз отметила она про себя, а потом вдруг осознала, что даже с трудом вспоминает его руки. Может быть, воображение подменяет память, но и на этой мысли останавливаться Аньес не стала. Ее время почти просы́палось песком в часах. Нет его.

- Здесь принято оставлять чаевые? – вдруг поинтересовался А.-Р.

- Обыкновенно осуждается, но еще не видела, чтобы хоть раз при мне кто-нибудь отказался. Вы что же? Никуда не выходили толком?

- Вот так в одиночку – впервые.

- Вы не в одиночку. Вы со мной.

Свои первые шаги этот молодой и полный сил мужчина тоже делал с ней. Когда она держала его за ладошки и топ-топ-топ по комнате – вела вперед, терпеливо дожидаясь, чтобы он достаточно окреп и начал ходить сам.

Она очень его любила. Она очень сильно его любила. И едва ли желала ему жизни лучшей, чем та, которую он живет. Такой она, скорее всего, не смогла бы ему дать. Пожалуй, ей очень хотелось бы заглянуть в голову Лионцу в тот миг, когда он принял решение забрать себе ее мальчика. И одновременно с этим она боялась того, что могла бы прочесть в его мыслях, потому что всегда боялась его боли.

А так картинка вышла объемной. Отчетливой. Они с маленьким Робером были друг у друга. И еще был Дом с маяком.  И летящий змей, конечно, без флейты, но в Финистере и обычный хорош. Он был ярким и цветным. И все вокруг было яркое и цветное. И синий океан, и зеленые луга, и белоснежные кудрявые барашки, и золотистый крестовник, и несколько пестрых домиков, в которых они принимали постояльцев. И даже пекарня у них была. Смешно. Юбер – булочник. Как же это смешно, Господи!

Интересно лишь, у неведомой «матери» ее сына имелся жирок на боках, как они с Анри когда-то шутили? А другие дети у них были? Братья, сестры? Юбер вспоминал ее хоть иногда, или, как и она, не позволял себе возвращаться в те времена, когда все можно было изменить? А внуки? Вдруг у нее сейчас и внуки есть, а она не знает?

Аньес уже почти что раскрыла рот, чтобы немедленно спросить, как заставила себя замолчать, так и застыв на вдохе. Не имела права. Нельзя. Да и как жить потом, получив все до конца ответы? О, она очень хотела жить. Как иначе? За тридцать лет ничего так и не изменилось. Она не разучилась любить жизнь. И еще она оказалась трусихой, но в том никому и ни за что не призналась бы, ежедневно перебарывая свои страхи.

Потом А.-Р. поднялся со стула, а она осталась сидеть. Несколько мгновений он молчал, точно так же, как и она, разглядывая. И наконец сказал – только вот совсем не то, что она могла бы предположить:

- У вас, наверное, не сохранилось фотографий отца, верно? Не могло же?

Она, чувствуя, как силы начинают покидать ее руки и ноги, вцепилась в край стола, только бы удержаться на месте. А потом отрицательно покачала головой. Говорить – не получилось.

- Вам бы хотелось?

Еще одно движение головой. Теперь соглашающееся. Юбер улыбнулся. И она вдруг узнала в этой его улыбке собственную мать, чьей фотографии у нее тоже не было. И спрашивать о том, что случилось с Женевьевой она боялась. Тоже. Впрочем, он, может быть, и не знает.

А.-Р. легко пожал плечами, будто бы говорил: так уж и быть. А затем потянулся к сумке, что была у него с собой. Фотоаппарат, блокнот, диктофон. Что-нибудь еще, что может пригодиться на каждом шагу. Мало ли, что способна вместить сумка корреспондента.