Книга Безутешные - Кадзуо Исигуро

После нескольких минут ходьбы я запаниковал и вознамерился остановить кого-нибудь из прохожих и спросить дорогу. Но тут же сообразил, что это далеко не лучшая идея. Пока я шел, народ поминутно на меня оглядывался, а некоторые даже застывали на месте. Нельзя сказать, что я этого совсем не замечал, однако не обращал особого внимания, поскольку был занят поисками дороги. Теперь мне стало ясно, что, так как вечернее выступление уже на носу и столь многое поставлено на карту, не годится растерянно блуждать по улице у всех на виду. Сделав над собой усилие, я выпрямился и надел маску уверенного и благополучного человека, который совершает моцион по улицам города. Я заставил себя замедлить шаги и стал приятно улыбаться всем, кто провожал меня глазами.

Наконец я обогнул еще один угол и увидел прямо перед собой – ближе, чем прежде – купол концертного зала. Улица, на которую я вышел, была шире прочих; кафе и лавки по обе ее стороны ярко светились. Купол находился в одном или двух кварталах от меня, сразу после поворота.

Я почувствовал облегчение, но не только: меня внезапно покинул страх перед предстоящим вечером. Вернулось прежнее ощущение, что стоит мне прибыть на место и выйти на сцену, как все уладится, и я зашагал вперед, испытывая растущий душевный подъем.

Но за поворотом обнаружилось странное зрелище. Чуть впереди, перегораживая мне дорогу – собственно говоря, перегораживая всю улицу, – возвышалась кирпичная стена. Сперва я подумал, что дальше пролегает железная дорога, однако заметил, что ряды окон верхних этажей за стеной не кончаются, а уходят вдаль. При виде стены я ощутил поначалу только любопытство, но не досаду, поскольку не сомневался в том, что, подойдя вплотную, найду арку или спуск в подземный переход. До купола, во всяком случае, было словно рукой подать: подсвеченный прожекторами, он четко выделялся на фоне темного неба.

И только когда я буквально уперся в стену, мне стало ясно, что это тупик. Тротуары по обе стороны улицы просто-напросто заканчивались кирпичной преградой. Я ошеломленно огляделся, потом прошел вдоль стены на противоположный тротуар, не желая поверить, что там нет не только двери, но даже щелки через которую можно было бы протиснуться. Однако ничего подобного мне не попалось – и, беспомощно постояв перед стеной, я махнул женщине средних лет, которая выходила из сувенирного магазина, и спросил:

– Простите, мне нужно в концертный зал. Как пробраться за эту стену?

Мой вопрос, казалось, удивил женщину.

– Нет-нет, – отозвалась она. – Туда нельзя пройти. Никак нельзя. Здесь тупик.

– Это ужасное неудобство. Мне срочно нужно в концертный зал.

– В самом деле, очень неудобно, – поддакнула женщина, словно ей это впервые пришло в голову. – Когда я увидела, как вы только что осматривали стену, сэр, я решила, что вы турист. Эта диковинка как раз для туристов, сами понимаете.

Она указала на вращающуюся подставку для открыток перед сувенирным магазином. Туда падал свет из дверей, и я увидел изображения стены, гордо украшавшие множество открыток.

– Но, Бога ради, для чего было строить здесь стену? – вопросил я, невольно повышая голос. – Это же в голове не укладывается. Зачем она нужна?

– Согласна с вами. Для стороннего человека, особенно если он куда-то спешит, это ужасное неудобство. Настоящий идиотизм – наверное, думаете вы. Ее построил в конце прошлого века какой-то чудак. Глупость, конечно, но с тех пор о стене идет слава. Летом здесь, где мы стоим, собираются толпы туристов. Американцы, японцы – все щелкают фотоаппаратами.

– Полная бессмыслица! – свирепо рявкнул я. – Пожалуйста, скажите, как короче всего пройти к концертному залу?

– К концертному залу, сэр? Это довольно долгий путь, если идти пешком. Конечно, мы сейчас в двух шагах от него, – она бросила взгляд на купол, – но из-за стены это на практике ничего не значит.

– Дикость какая-то! – Я потерял терпение. – Я сам найду дорогу. Вы, по-видимому, даже представить себе не можете, что у занятого человека, связанного расписанием, нет времени часами шляться по городу. Собственно, если мне будет позволено так выразиться, эта стена для вашего города типична. На каждом шагу натыкаешься на абсолютно бессмысленные препятствия. И что вы предпринимаете? Возмущаетесь? Требуете, чтобы люди могли беспрепятственно перемещаться? Нет, вы миритесь с ней уже больше полувека. Изображаете ее на открытках и верите, что она красива. Кирпичная стена красива?! Сплошное уродство! Меня так и подмывает в сегодняшней речи использовать стену как символ. Вам еще повезло, что я уже сочинил в уме большую часть своего выступления и, естественно, не очень-то хочу в последнюю минуту вносить поправки. Всего хорошего!

Я оставил женщину и стремительно пустился в обратный путь, решившись не допустить, чтобы эта Дурацкая помеха разрушила мою вновь обретенную веру в себя. Но, понимая, что все более удаляюсь от концертного зала, я ощутил, как мною вновь овладевает уныние. На сей раз улица показалась мне гораздо более длинной, а когда я все же добрался до ее конца, то снова запутался в паутине узких проездов.

После нескольких минут бесцельного блуждания я почувствовал, что с меня хватит, и остановился. Обнаружив рядом уличное кафе, я рухнул на стул у ближайшего столика – и тут же меня покинули последние силы. Я смутно сознавал, что вокруг сгущаются сумерки, что где-то сзади находится источник электрического света – и оттого меня, вероятно, хорошо видят и соседи, и прохожие, но не находил в себе решимости расправить плечи и хоть как-то замаскировать свое уныние. Вскоре появился официант. Я заказал кофе и продолжал пристально всматриваться в тень от своей головы на металлической поверхности столика. Мой ум разом вновь заполнили тревожные мысли о неприятностях, какие могут приключиться на вечернем выступлении. А еще я не переставал огорчаться из-за своего согласия сфотографироваться перед строением Заттлера, которое, видимо, непоправимо подорвало мою репутацию в этом городе: обстановка сложилась настолько неблагоприятная, что поправить дело могло только триумфальное выступление с ответами на вопросы: в любом ином случае последствия будут катастрофическими. Меня так одолели тревожные размышления, что в какой-то момент я едва не пустил слезу, но тут почувствовал у себя на спине чью-то руку и услышал голос, мягко повторявший: «Мистер Райдер. Мистер Райдер».

Я решил, что это вернулся официант, и сделал знак поставить чашку на столик. Но голос продолжал твердить мое имя: я поднял глаза и увидел Густава, который озабоченно меня созерцал.

– О, приветствую, – проговорил я.

– Добрый вечер, сэр. Я подумал, что это вы, но не был уверен, поэтому и подошел. Вы здоровы, сэр? Здесь все наши парни, не хотите ли к нам присоединиться? Ребята будут в восторге.

Я огляделся и увидел, что кафе находится на площади. Единственный уличный фонарь, ее освещавший, помещался в центре, края же тонули в темноте, и сновавшие там люди представлялись едва различимыми тенями. Густав указывал напротив, где обнаружилось еще одно кафе, немного больше того, услугами которого я воспользовался. Через открытые двери и окна противолежащего кафе струился теплый свет. Даже с приличного расстояния я видел, что там толпится народ, и слышал доносимые вечерним воздухом пение скрипки и смех. Только тогда я понял, что сейчас я в Старом Городе, на главной площади, и вижу напротив Венгерское кафе. Пока я осматривался, Густав опять заговорил: