Книга Дневник. 1873–1882. Том 1 - Дмитрий Милютин

Кроме того, решено сегодня же произвести великого князя Алексея Александровича в контр-адмиралы и приказать ему немедленно покинуть фрегат «Светлана», ввиду предполагаемого назначения его на Дунай.

Вечером получено по телеграфу известие, что на Дунае взорван выстрелами нашей батареи и пошел ко дну один из крупных турецких броненосцев.

30 апреля. Суббота. Сегодня при докладе государь сказал, что вчерашнее решение относительно великого князя Алексея Александровича отменено; он остается на эскадре и возвращается в Россию на своем фрегате.

Телеграммы из армии поясняют вчерашнее радостное известие об уничтожении турецкого броненосца: он погиб от бомбы 6-дюймовой мортиры с береговой батареи.

3 мая. Вторник. После доклада ездил я на станцию Николаевской железной дороги, чтоб осмотреть первый санитарный поезд.

Решено, что государь около 21-го числа едет в Дунайскую армию; я сопровождаю его величество. Делаются большие приготовления: для конвоя при Императорской главной квартире формируются сборный батальон и сборный эскадрон из команд всех гвардейских полков; кроме того, отправляются на театр войны 4 эскадрона гвардейских казачьих полков. Опасаюсь, что пребывание государя в армии с огромной свитой, обозом, конвоем будет большим стеснением для главнокомандующего и затруднит его распоряжения.

4 мая. Среда. Заехал в Пажеский корпус на экзамены, потом председательствовал в Военном совете. Туда приехал граф Адлерберг – для некоторых совещаний со мною относительно предстоящей поездки государя в армию. Обедал у их величеств.

5 мая. Четверг. Осмотр государем топографических работ военного ведомства. Перед обедом был у меня французский посол Ле Фло с целью оправдать английского военного агента Велеслея, которого петербургское общество обвиняет в ложных и враждебных донесениях своему правительству о состоянии нашей армии. Распустили слух, будто бы генерал Ле Фло, как всегдашний приверженец России, имел крупное объяснение с Велеслеем и лордом Лофтусом; узнав об этом, Велеслей просил генерала опровергнуть распущенный слух.

6 мая. Пятница. Утром государь потребовал меня во дворец из-за доклада министра финансов о сделанных им новых распоряжениях относительно размера отпускаемого золота. На днях было секретное совещание у государя по поводу устроенной Рейтерном странной финансовой операции. Несмотря на возражения Абазы, решившегося наконец прямо отступиться от солидарности с Рейтерном, несмотря и на то, что Абазу поддержал Валуев, предложенная Рейтерном операция, почти унизительная для России, была утверждена.

Из Зимнего дворца заехал в Аничков дворец по случаю дня именин старшего сына наследника цесаревича. Позже был на смотру части артиллерийских парков, отправляемых отсюда в Киевский округ.

Был у меня граф Шувалов, только что приехавший из Лондона. По его словам, раздражение англичан теперь несколько уменьшилось; он даже считает возможным, по прошествии еще некоторого времени, войти с ними в соглашение относительно возможных результатов нашей войны с Турцией. Он думает, что только этим путем можно устранить вмешательство Великобритании в войну.

Сегодня получены с Кавказа два известия: одно – благоприятное – об удачной атаке наших войск двух передовых укреплений Ардагана, другое – весьма прискорбное – об отступлении наших войск из Сухума и занятии его турками. Курьер привез наконец некоторые письменные объяснения кавказского начальства, которое до сих пор ограничивалось одними телеграммами. Но и полученные объяснения крайне поверхностны; видно одно – неуверенность и трусливость как в самом главнокомандующем, так и в помощнике его, князе Мирском. Оба они видят одни затруднения, жалуются на недостаточность сил (теперь на Кавказе всего до 212 тысяч человек) и, как по всему видно, помышляют более о самосохранении, чем о решительных действиях в Азиатской Турции.

7 мая. Суббота. По случаю двух успешно исполненных операций мобилизации государь поручил мне редактировать благодарственный рескрипт министру внутренних дел. Когда сегодня я поднес проект рескрипта на подпись государю, он объявил мне, что уже подписал рескрипт также на мое имя. Через несколько времени получил я рескрипт этот через графа Адлерберга.

Доклад мой сегодня был прерван совещанием, назначенным с государственным канцлером и графом Шуваловым. Последний прочел ноту, полученную им перед отъездом из Лондона от лорда Дерби; в ней в довольно умеренной форме изложены условия, при которых Великобритания может воздержаться от вооруженного вмешательства. Заявление это я нахожу весьма важным и разделяю мнение графа Шувалова, что оно может быть принято исходной точкой для дальнейших объяснений с Сент-Джеймским кабинетом в видах успокоения его подозрений и устранения вмешательства Англии в нашу войну с Турцией.

Из всех пунктов означенной ноты только один имеет для нас действительное значение: сохранение status quo относительно проливов и Константинополя; всё остальное – как, например, вопросы о Суэцком канале, о Персидском заливе и прочее – не имеет для нас в настоящее время ровно никакого значения, и непонятно, как английские сановники могут предполагать какие-нибудь с нашей стороны посягательства на эти отдаленные, недосягаемые для нас точки. Видно, у страха глаза велики и что у кого болит, тот о том и говорит.

Канцлер не дал высказаться графу Шувалову и начал было речь об автономии Болгарии, об устьях Дуная и т. д. Государь перебивал его и горячо говорил, что не хочет принимать на себя никаких обязательств перед Англией в отношении Константинополя и проливов иначе, как разве при обязательстве Англии не вводить своего флота в проливы. Впрочем, в этом продолжительном разговоре не было существенного разномыслия; но, к сожалению, не было и логической системы; оттого разговор и остался без заключения.

После этого дипломатического совещания я продолжал свой доклад и окончил его так поздно, что опоздал не только к встрече жены на железной дороге (по возвращении ее из Крыма), но и в заседание Департамента законов, куда я был приглашен по трем делам и между прочими по давнишнему делу – о правилах призыва войск для усмирения народных волнений и беспорядков.

После вчерашнего прискорбного известия с Кавказа о занятии турками Сухума сегодня мы были обрадованы известием о взятии нашими войсками Ардагана. Занятие этого укрепленного пункта весьма облегчает наше положение на театре войны и дает возможность усилить главный корпус, направленный к Карсу.

8 мая. Воскресенье. Во дворце после обедни прошло благодарственное молебствие по случаю взятия Ардагана, с пушечной пальбой из крепости; потом развод на площадке перед дворцом, а затем у государя совещание с князем Горчаковым и Рейтерном. Предметом совещания были новые требования румынского правительства о субсидиях и разных с нашей стороны гарантиях. Решено было все подобные домогательства отклонить. Затем канцлер прочел проект ответной ноты на привезенные графом Шуваловым заявления Лондонского кабинета.

В 3 часа их величества, вся царская фамилия и многочисленная публика собрались на станции Николаевской железной дороги по случаю отправления санитарного поезда, устроенного попечениями общества Красного Креста. Поезд этот (который я видел уже на прошлой неделе) был осмотрен их величествами и после молебствия отправился на театр войны.