Книга Астровойны - Олег Синицын

— Этого не может быть!

— Может, Даймон, может… Я долго блуждал по чащам с тобой на руках — ты ведь даже ходить не умел — пока не вышел к одинокому дому, стоящему на холме, в котором жил Зверолов… Он накормил нас и оставил на ночлег. На следующий день взял кол, ушел в лес и вернулся только под вечер с головой ластодонта.

Слова Думана показались Даймону невозможными, страшными. Мир в его сознании накренился, угрожая рухнуть. Отец, ближе которого у юноши никого не было оказался не родной ему крови. Крови чужой.

— Ротанг просил меня не рассказывать тебе об этом. Хотел, чтобы мы себя чувствовали его детьми. Он приютил нас, и я ему благодарен. Но я так и не смог признать его отцом. И как только появилась возможность, я бежал из дома и улетел с планеты.

— Почему, Думан? Почему? Ведь он был таким… таким понимающим!

— Мне претили его каждодневные учения, это фехтование, эта лесная философия о силе жизни. И что? Разве философия помогла ему, когда пришел Рап?

— Думан! — окрикнул Шахревар. — Поторопитесь. Катер отчаливает через семь минут.

— Он появился в нашей жизни из ниоткуда. И ушел в никуда. Даймон, у меня на всем свете есть только ты! Ты, мой брат!

— Нет, — упрямо мотнул головой Даймон. Лицо его заливали слезы. — Нет! Нет! Все равно. Что бы ты ни говорил. Он для меня родной. Роднее, чем это возможно. И всегда будет таким.

— Бери оружие, Даймон. Нам нужно идти. Вместо того чтобы выбрать ручное оружие, Даймон вдруг принялся расстегивать броню.

— Что ты делаешь?

— Мне в ней неудобно, — ответил юноша; сбрасывая на пол латы и панцирь.

— Не делай глупостей. Шальной выстрел может вывести тебя из строя, а броня защитит.

— Я не могу в ней свободно двигаться. К тому же я все равно не умею стрелять. Все, что я умею, находится на острие этого меча.

… Лифт падал в глубокую шахту. Ее стены появлялись из тьмы, виднеющейся сквозь решетчатый пол, проносились мимо и исчезали над головой в такой же тьме. Даймон стоял в стороне от брата и старался не смотреть на него. Конфликт между ними не укрылся от внимательных глаз Шахревара, но рыцарь сказал только следующее:

— Напрасно ты не надел броню, Даймон. Лифт привез их на безлюдный причал. К одному из пирсов только что подошел штурмовой десантный катер, вызванный специально для двух паладинов и мальчишки. На борт поднимались по одному. Антонио деликатно пожал руки обоим Звероловам и улыбнулся на прощание. В ответ улыбнулся только Думан, а младший брат выглядел таким потерянным, что наверняка даже не заметил пресс-секретаря.

Шахревар заходил последним. Одолеваемый тяжелыми мыслями, он выглядел мрачнее обычного.

— Ну, вот и все, Антонио. Может так случиться, что мы больше не увидимся.

— Обязательно увидимся… друг.

Паладин пристально посмотрел ему в глаза и, проигнорировав протянутую ладонь, крепко обнял Антонио свободной рукой.

— Спасибо… друг, — произнес Шахревар. — Береги себя.

— Ты тоже, Шах. Вернись обязательно.

Внутри катера Даймон сел через кресло от брата и с отсутствующим видом уставился в пол. Он не двинулся, когда на борт взошел Шахревар и люк за ним закрылся. Он молчал, когда катер оторвался от причала. И лишь когда они вышли в открытый космос, Даймон тихо простонал:

— Господи, Думан. Зачем ты рассказал мне?

Штурмовой катер не спускался, а стремительно проваливался в темную атмосферу Роха. Стены дрожали, рев вспарываемого воздуха проник даже в салон. Пилот вел машину на максимальной скорости, избегая атаки зенитных орудий форта, и Даймону казалось, что вероятным результатом спуска станет удар о землю такой силы, что обломки посудины разметает на десятки миль.

На пути от «Северного Хозяина» до Роха катер два раза попадал под обстрел черных звездолетов. При первом обстреле погибли все четыре истребителя сопровождения. Лишь мастерство пилота, лавирующего между нитей турболазеров, позволило избежать гибели и вырваться из-под огня. К счастью, ни одно из орочьих судов не стало преследовать маленький, никому не нужный катер.

В лихорадочной тряске Даймон не переставал думать о приземлении. Ему не хотелось, чтобы части его тела вместе с обломками оказались друг от друга в десятках миль. Ему было нужно, чтобы они остались вместе, чтобы жили и действовали.

Потому что он должен вернуться домой, в родной лес, на звероводческую ферму, где он вырос. После всех злоключений и шокирующего открытия, о котором поведал Думан, это было его самым заветным желанием. Вдохнуть аромат хвои, побродить по дому, по его пустым комнатам, дотронуться до холодного камина… Отыскать какую-нибудь вещь, которая принадлежала отцу. Частичку отца. А затем сесть на крыльцо и смотреть на бескрайнее лесное поле… Ему казалось, что это вернет человека, которого он так любил.

Пальцы судорожно сдавили рукоять Могильщика.

Вопреки опасениям Даймона, катер не разметало при посадке: руководствуясь сигналом с земли, пилот уверенно опустил судно на скальное плато Святой Грейс в районе Мохнатых гор, хорошо знакомых юноше.

Предвкушая долгожданную встречу, он первым выбрался из люка. Проскользнув мимо штурмовиков, устремился к скальному гребню, который загораживал лесную долину.

Появившегося из катера Шахревара встречали радостные солдаты, которые с нетерпением ожидали прибытия паладина. Он пожал протянутые руки, отдал честь полковнику, который командовал штурмовыми отрядами. Вдалеке, под сенью деревьев, выстроились ряды бронетехники, приготовленной к штурму. Но в данный момент его беспокоил Даймон, вылетевший из катера, как безумный. Шахревар поискал юношу глазами и нашел его карабкающимся на невысокую скалу.

Не замечая ничего вокруг себя, Даймон стремительно летел к вершине. Пальцы проворно находили щели и трещины, ноги толкали тело вверх.

Склон закончился, и он вылетел на гребень, ожидая шквала запахов хвои и свежести, которые накатятся на него. Запахов, знакомых с детства… Он вдохнул полной грудью. Легкие наполнились едким дымом и гарью. Даймон закашлялся и только затем увидел, что происходит в долине.

Материковые леса пылали от одной стороны горизонта до другой. Суровое пламя бушевало кругом, в ночное небо поднимались жгучие языки, над которыми порхали искры. Воздух переполнял жуткий треск. Когда-то живой, необъятный лес превратился в океан буйного огня. А посреди океана крохотным островком поднимался холм, на вершине которого полыхал костер.

Даймон закричал истошно и жалобно. Его крик подхватила стая птиц, летящая прочь от пожарища. Смешанное стадо оленей и кентавров, переваливающих через горную гряду, завопило наперебой. Запищали лесные мыши, снующие среди камней. Эти крики разорванного организма переполняла горечь и боль.

Больше не было дома, в котором прошла жизнь Даймона, где каждый уголок наполнен сладостными воспоминаниями о прошлом. В который хотелось вернуться. Он думал, что этот дом, окруженный лесом, будет стоять всегда, но теперь в том месте будет стоять обугленная коробка, а вокруг простираться выжженная пустыня.