Книга Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Пожалуй, Святослав больше всех ждал съезда вятших мужей. Нужно было дать понять, что со смертью княгини гнездо не опустело и рвать каждому в свою сторону без его княжьей воли не можно никому. Он уже дал окорот сыну и боярам в его лице, с глазу на глаз твёрдо сказав Ярополку:

— Пока я в Киеве сижу, князь здесь я! И чтобы ни одна грамота без воли моей не ушла!

Но всё равно ходили толки о том, что Святослав долго в столице не задержится. На упорные сплетни о том, что стольный город будет на Дунае, только отмахивались: удержать-де надо сперва, мы тоже здесь не в лесу живём, знаем, как в Царьграде ко всему этому относятся!

Совет проводили в большой палате Ольгиного (всё ещё так называли) терема. Приходили бояре — все старых родов, со своими расплодившимися отпрысками, имён которых всех Святослав и не помнил. Искусеевы, Гуннары, Слудовы... Все бояре киевские и вышгородские. Переплелись в них славянские и русские имена, некоторых, чтобы не запутаться, по отцу так и называли. Рассаживались на опущенных широких лавках вдоль стен, мест не хватано, гремели скамьями. Несмотря на выставленные оконницы, в палате враз стало душно. Туровид-Фёдор Искусеев, вытирая тафтяным платом лицо, наклонился к молодому Гуннару:

— Решил, небось, за нас, и нам слушать только придётся.

Гуннар едва заметно кивнул, поймав на себе пристальный взгляд Святослава: о чём там шепчетесь? Казалось, при Ольге было всё ясно, но после её смерти князь был непредсказуем, и бояре с напряжением ожидали снема. После первых обрядовых слов Святослав оправдал ожидания бояр:

— Мыслю править всею землёй русской по праву старшего в роде! В моё отсутствие надлежит вам почитать сына моего, Ярополка, яко князя.

Пока обсуждали и уряжали, как и кому теперь брать мытное, повозное, лодейное, ходить на полюдье, вершить суд, Гуннар посмотрел на младших сыновей князя — Олега и Владимира, подумал: «А с этими как?» За Олега Святослав уже решил: посадить его в древлянскую землю и высказался вслух. Древляне после погрома изрядно потишели, но всё равно не любили днепровских русов. Князь там был надобен или сильный наместник. Впрочем, Олега как второго по старшинству сына Святослава было бы правильнее посадить в северских землях, более богатых по сравнению с обедневшими после разорения древлянами, но Владимир был по матери потомком древлянского княжеского дома и уже наметившийся холодок между ним и старшим братом мог с прошествием времени перерасти в братоубийственную резню. Да и как поведёт себя младший сын по отношению к отцу, когда повзрослеет и поймёт, что имеет права на всю русскую землю? Нет, Владимира надлежит отправить к радимичам.

— К северам!

— В северские земли отправить — Олега обидеть! Северы и так под нашей рукой смирно ходят! К радимичам!

— Земель много: вятичи, кривичи, венды пришлые на полночи. Почто радимичи?

— Да то, что, как и древляне, дани невпопад дают, того и гляди, что отложатся!

— Не отложатся!

Спор разгорался сильнее. Дошло до того, что и Олега надо вовсе не на древлянах сажать. Притихшие братья нахохлившимися соколятами смотрели на расходившихся бояр.

— Олег будет князем у древлян! Я решил и решение менять не буду! — повысил голос Святослав. Удержится он в Переяславце или нет — знают только боги. Ярополк набирал силу, всё боярство было за него и был воспитан Ольгой. Олег же норовом более других походил на отца и поддержит его, коли Ярополк решит более Святослава не пускать на стол, и древляне, пожалуй, единственные, кто сразу же ополчится против Киева. И опасался князь не зря — Лют Свенельд шепнул Мине Слудову:

— Без него бы разобрались, кого и куда, шёл бы в свою Болгарию, всё одно появляться здесь не будет. Чего зазря воздух рвать?

Слудов ответил, соглашаясь:

— Пусть уходит. Всё одно с Ярополком по-другому переиначим!

Спор Святославу прекратить помог волхв Белояр: прав был князь — он лишь испросил совета у бояр и решать окончательно должен был всё равно он же. Бояре утихали, уразумев, что спор возник на ровном месте, всколыхнулись просто старые и новые обиды. Ведь кто-то из них собирал дани и кормы с тех же радимичей или уличей, и князь как подмога был бы кстати, а Лют Свенельд так же, как его дед и отец, имел в держании древлянскую землю, которая у него сейчас отнималась. Собрание так и закончилось неоспоримым княжеским решением: Ярополк княжит в Киеве, Олег — в древлянах, а Владимира решено было отправить к радимичам.

Дня через два, привезя обоз с подарками, из Новгорода приехал брат Малуши, Добрыня, чтобы принести роту на верность князю Святославу. Новый Город не по дням, а по часам строился и богател, грозя в будущем перебить ладожскую торговлю. Недалеки были те времена, когда Добрыня приехал наместничать к пришлым вендам, хоть и близкого по речи и обычаям, но всё-таки совершенно другого народа, ценившего в человеке волю к созиданию больше, нежели что другое. Некогда трудное соседство с саксами, данами, лютичами и фризами научило вендов жить в полную силу, отложившись в поколениях. Они были хорошими мореходами, охотниками, древоделями. И на берегу реки Мутной уже стояли терема не хуже ладожских, новгородцы ходили в походы к Студёному морю за рыбьим зубом, добывали меха.

К Добрыне отнеслись тогда ни тепло, ни холодно, точнее — никак. Он был княжьим человеком, которого нужно терпеть, лишь бы он не мешал. Добрыне этого было мало. Город стремительно рос, но для богатства горожан нужна была торговля. Добрыня сам ездил в Ладогу, от имени русской княгини приглашал заморских гостей в Новгород. Торговля пошла, увеличиваясь с каждым годом. Цены на тот же рыбий зуб и пушнину в Новом Городе были меньше, чем в Ладоге. Добрыню в Ладоге невзлюбили, потом и вовсе запретили приезжать, зато в своём городе он обрёл почёт и уважение. Шли люди из славян и чуди, рубили дворы торговые гости, подчас перевозя сюда свои семьи. В Киев шло больше даней, Ольга помогала посаднику с наместником ставить по торговому пути градки-крепости для его охраны. В крепости садились наёмные дружины из тех же вендов, свеев или урман. Вольная Ладога, прозевавшая почти что под боком становление нового русского торгового города, теперь уже не могла спорить с ним ратной силой.

Пока в княгинином дворе разгружали возы от тюков с рухлядью, сундуков с золотой и серебряной кованью, приехавший с Добрыней посадник Твердислав, небольшого роста, с окладистой, пшеничного цвета бородой, усмехаясь, оглядывал незатейливые киевские терема и избы. Не выдержал, сказал Добрыне:

— У нас-то покрасовитей будет. Может, упросим князя к нам переехать?

— Князь Святослав вообще в болгарах сидеть собрался, — отрёк Добрыня. Твердислав лишь покачал головою: лучше, что ли, там? Новгородцы только начинали прорываться к византийской торговле, предпочитая ходить пока проторенным путём по Варяжскому морю, потому посадник хоть и слышал, но знать не знал, где есть такие — болгары и что за чудная земля, ради которой киевский князь так рвётся из своей столицы.

Святослав так и не поставил в Киеве собственного двора, поэтому занял терем матери. Когда-то, казалось, давным-давно, ещё до хазарского похода, Святослав не испытывал симпатии к молчаливому с настороженным взглядом конюшему Добрыне. Время стёрло все углы, тем более потомок рода Амалов оказался преданным роду Игоря. Выпив густого крепкого новгородского пива, князь вовсе оттаял сердцем, слушая рассказы посадника и наместника о хитростях торга, о дальних краях, о которых знал лишь понаслышке. Незаметно сказ перескочил на Ладогу, о том, что отношения непростые из-за того, что якобы Новгород перебивает торговлю.