Книга Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер

Любопытная вещь: в этой стране только германская армия понимает положение американского радио как поставщика новостей и аналитических обзоров в Соединенные Штаты. Доктор Геббельс и его шеф отдела по связям с зарубежной прессой доктор Бёмер никогда этого не понимали, и только по настоянию военных нас с Керкером вообще взяли в Компьен. Бёмер, явный противник радио, фактически выпроводил Лохнера, Хасса и Ошнера из Компьена на самолете в Берлин утром того дня, когда было подписано перемирие, с тем чтобы из германской столицы они первыми смогли передать эту новость. Как оказалось, это было стратегической ошибкой, и в день подписания в Компьене не оказалось ни одного корреспондента газеты.

Так как пара американских репортеров часто жаловались нацистам по поводу моих поездок на фронт — на том основании, что моментальная радиосвязь ставит их в невыгодное положение, поскольку им приходится передавать свой материал менее быстрым способом — по телефону или телеграфу, я пытался сглаживать эту абсурдную идею о конкуренции, соглашаясь задерживать свои обычные радиопередачи до тех пор, пока их сообщения не попадут в Нью-Йорк. А так как Эн-би-си и Си-би-эс являются подписчиками всех американских пресс-ассоциаций, то для радио нет опасности, что газеты его когда-нибудь опередят. И я считаю, что мы проделываем здесь разную работу, просто дополняя в итоге друг друга. Здесь не должно быть никакой глупой конкуренции между американской прессой и радио.

Женева, 4 июля

Приехал сюда в отпуск на неделю. Смрад конских трупов и трупов солдат в Бельгии и во Франции кажется частью какого-то другого мира, в котором ты жил давным-давно. Восторженные крики Эйлин, когда я впервые в ее жизни, в солидном возрасте двух с половиной лет, взял ее купаться, мягкий голос Тэсс, читающей Эйлин перед сном сказку, — все это опять стало реальностью, и это здорово.

Здесь много говорят о «новой Европе», тема, которая у большинства людей вызывает дрожь. Швейцарцы, призвавшие на военную службу больше мужчин на душу населения, чем какая-либо другая страна в мире, начинают частичную демобилизацию. Они считают свое положение абсолютно безнадежным, окруженные победившими тоталитарными режимами, они вынуждены просить их о поставках продовольствия и других товаров. Ни у кого нет иллюзий по поводу будущего отношения к ним диктаторов. Газеты полны советов: готовьтесь к трудным временам. Прощай высокий уровень жизни, свобода личности, благопристойность в общественной жизни…

Возможно также, что швейцарцы не представляют, что диктаторы в действительности готовят для них. И теперь, когда Франция потерпела полный крах, а немцы и итальянцы окружили Швейцарию со всех сторон, военные усилия безнадежны.

Вид с набережной на Монблан был сегодня волшебным, снег на нем в лучах послеполуденного солнца казался розовым. Позже я поехал к консулу на празднование 4 июля. Чудный уютный домик в деревне, коровы, щиплющие траву на соседних лугах. Чересчур много разговоров.

Люди обсуждают вчерашнюю акцию англичан, затопивших в Оране три французских линкора, чтобы не допустить их захвата немцами. Французы, которые сами по себе потонули глубже некуда, заявляют, что разорвут отношения с Британией. Они говорят, что верят обещанию Гитлера не использовать французский флот против англичан. Достойно сожаления. И все же во Франции будет большой траур. Сердечное Согласие[36] умерло.

Мы обедали у озера, на альпийской стороне, под старым густым каштаном, ветви которого простирались над водой. Юрские горы казались такими синими, глубокого дымчато-синего цвета, какого я никогда не видел. Они выглядели одинокими и гордыми, и теперь их оккупировали немцы. Я оставил компанию и подошел к парапету, чтобы полюбоваться заходом солнца. Переполняющая синева Юрских гор отразилась в воде Женевского озера, которое напоминало стекло, аккуратно уложенное меж зеленых холмов и деревьев. На озере начали вспыхивать огоньки.

Женева, 5 июля

Авенол, генеральный секретарь Лиги Наций, вероятно, надеется, что получит работу в гитлеровских Соединенных Штатах Европы. Вчера он уволил всех британских помощников, посадил их в автобус и отправил во Францию, где они, скорее всего, будут арестованы немцами или французами.

Сегодня на закате сквозь деревья видно было здание Лиги Наций из белого мрамора. У него величественный вид, и в сознании многих людей Лига олицетворяла великую надежду. Но она не постаралась ее оправдать. Нынешней ночью это была только скорлупа: здание, организация, надежда — все мертво.

Берлин, 8 июля

Завтра Франция, еще несколько недель назад считавшаяся последним оплотом демократии на континенте, отбрасывает свою демократию и вступает в ряды тоталитарных государств. Лаваль, которого Гитлер выбрал для выполнения этой грязной работы во Франции (посредником выступает печально известный Отто Абец) заставит палату депутатов и сенат собраться и проголосовать за самороспуск, передав всю власть маршалу Петэну, а Лаваль за его спиной будет дергать за ниточки в качестве гитлеровского ставленника, хозяина марионеток. Нацисты смеются.

Сегодня сюда прибыл вагон перемирия.

Берлин, 9 июля

Нацисты все еще смеются. Вот что пишет «Dienst aus Deutschland», печатный орган министерства иностранных дел, комментируя сегодняшний вишистский роспуск французского парламента: «Замена прежнего режима во Франции на авторитарную форму правления никоим образом не повлияет на политические итоги войны. Дело в том, что Германия не считает пока, что все счеты между ней и Францией сведены. Они будут сведены позднее с учетом исторических реалий… не только двух десятилетий, прошедших после Версаля, но и гораздо более ранних времен».

На сегодняшней вечерней пресс-конференции Альфред Розенберг сообщил нам, что Швеция должна будет присоединиться к остальной Скандинавии и добровольно перейти под протекторат рейха. Присутствовавшие в зале эмиссары Геббельса и Риббентропа тут же помчались докладывать своим боссам о неосторожных высказываниях Розенберга и вернулись еще до того, как он закончил выступление (он был очень многословен). Оба передали председательствовавшему доктору Бёмеру записки. Как только Розенберг сел на место, Бёмер вскочил и взволнованно объявил, что выступавший говорил только от своего имени, а не от имени германского правительства.

Берлин, 10 июля

Ганс приходил меня навестить. Он только что приехал сюда на машине из Ируна, с франко-испанской границы. Говорил, что не может забыть Вердена, в который заезжал вчера. В нем ни на одном доме ни царапины. А в прошлую мировую войну там не осталось ни одного целого дома. Вот вам и разница между 1914-1918-м и 1940 годами.

Берлин, июль (без даты)

Ральф Барнес, корреспондент «Herald Tribune» (и один из моих самых старых друзей), приехавший сюда прямо перед началом большого наступления, сегодня покинул Берлин, по требованию властей. Вместе с ним уехал и Рассел Хилл, помогавший и мне, и ему. Их вышвырнули из-за статьи Ральфа, в которой говорилось, что русско-германские отношения сейчас не такие дружественные, как прежде. На Вильгельмштрассе весьма чувствительны к этой теме. Но я думаю, что истинная причина кроется в ненависти нацистов к издательской политике «Herald Tribune» и к той настойчивости, с которой она держит здесь ничего не боящихся независимых корреспондентов, единственная из всех нью-йоркских газет. Хотя Рассел и не имел отношения к той информации, нацисты не могли ему простить твердый отказ подчиняться им и использовали появившуюся возможность, чтобы заодно избавиться и от него. Мы с Ральфом совершили прощальную прогулку по Тиргартену. Он, естественно, подавлен и не очень-то понимает, что его отъезд есть доказательство того, что он был честнее многих из нас, кому позволено остаться.[37]