Книга Витязь. Тенета тьмы - Наталья Нестерова

– Союзник. – Тайтингиль кивнул и уселся, скрестив ноги, напротив. – Желаешь говорить?

– Да. Я чувствую теперь, – проговорил звездный воитель, снова затягиваясь. – Я чувствую. Все стало странным, союзник. Столько информации. Вкус, запах. Цвет. Будто я слышу голос каждого в этом войске. Слишком много. Так и должно быть?

– Должно. Но и мне нынче многое странно, Мастер Войны. У меня теперь есть сын… и я не могу всецело посвящать себя бою, так как все время слышу биение его сердца, словно связанного с моим.

Повелитель Морума не ответил.

– Я жил тысячи лет, союзник, – медленно говорил Тайтингиль, тщательно подбирая слова. – Тысячи лет… Моя эльфийская женщина погибла, едва я узнал ее. И вот… у меня сын. Это похоже на то, как ты чувствуешь теперь – все иное, союзник. Сын…

– Тебе не придется убивать его, – хрипло сказал инопланетянин. Его белые глаза слегка светились во тьме, подсвеченное огоньком самокрутки тонкое лицо казалось зловещим. – Их. А мне надо убить всех. Каждого.

Он спрыгнул со своего шестка и пошел по зыбучему сену, еле слышно шелестя подолом о злые травы Морума.

– У йертайан мужчины занимаются с детьми, – сказал он, не глядя на эльфа. – Так принято; матери воюют. Завтра я пойду убивать своих детей, союзник. Пусть тебе никогда не придется даже думать о таком.

– Ты же, Димка, не обессудь, – выговаривала Маруся. – Я тут вон чего вижу. Место хорошее, хоть и бесхозным долго было. Воду подведем. Отсюда и подведем, эльфы вон сейчас себе источник открыли, и он течет себе, течет. Подраскопаем, если что: жить можно. И еще попрошу их воды поискать, уже снаружи. Тогда и земля в дело годиться будет. – Маруся потерла в широкой ладошке прах унылого морумского грунта. – Ты не смотри, что верхушка испепеленная, она родить станет, точно скажу. Плугами перевернуть, быкоглавов приспособлю. Народец отмыть, научить уму-разуму. Я смогу, точно тебе говорю! Это мне в Чопе… в Малиновой Варраке было не развернуться. Да и Мурбук… положительный вполне… щедрый. А за разбой получит. За то, что полез на тебя.

Котик, вспомнив стычку с Мурбуком, поежился. Он не знал, что сказать, – Маруся, Маррусенька, такая теплая и щедрая телом, ненасытная северная баба, словно обточилась тут душой. Обточилась так, что он сам теперь не вщелкивался в пазы ее жизненных установок.

– Я же н-не мешаю, н-ну…

А все равно было обидно.

– Уйдете отсюдова, – продолжала Маруся, – я тут на хозяйстве буду. С Мастером уж уговорилась. Оставит он мне инвалидов прошлых войн и немного из тех, кто помельче. Я-то сначала хотела кого половчей выбрать… не дал. Но и с этими отскребем тутошнее Темное Сердце так, что снова забьется. Отсидимся, пока вы пауков перебьете. В сокровищнице… инвентаризацию… у меня не забалуешь.

– М-маруся…

– А тебе спасибо. – Маруся потянулась, обняла жаркими руками широкие орочьи плечи и алкогольно поцеловала прямо поверх клыков. – Я же за тобой сюда пошла, дурень ты эдакий. Увидела вас троих… Пашку тогда вот, на озере… корабль. И поняла, что не сидеть мне больше в своем Приполярье. Вот не сидеть и все. Взяла ведро груздей – и в город. Там на твоей хате Алинку встретила.

Котяра представил, как это могло быть, и заулыбался.

– Мар-руся – королева ор-рков, – сказал он.

– А что? – решительно сказала Маруся. – Хоть и орков, а все ж королева! Я им тут устрою… принципы социалистического реализма… сухой закон, явку по петухам. Кто не явился – тот драит плац зубной щеткой.

– Сначала расскажи им, что такое зубные щетки, – чуть грустно муркнул Котик.

– И эльфу тому спасибо увечному. Так отходил Мурбука, когда он на тебя полез, что в бой он теперь не годен. Останется орчина при мне. Стало быть, война его не сожрет. А то не хотелось бы, как бабка, – добавила Маруся. – Как поженились они в сороковом, так и сгинул он в сорок первом. Буду думать. У кого зерна попросить, у кого воды. Тут то сушь да пепелище, то топь вонючая. Не страна, а кошмар. Но ведь и не такие целины поднимали, а, Димка?

– Ты поднимешь, – горячо согласился Котик и ринулся было лобызнуть еще раз – но Маруся отодвинула его и встала.

– Ладно. Хорошо тут с тобой посидеть было, да дела у меня. Шарится там по комнатке один такой… – Маруся показала руками маленькое, широкое. – Камешки выковыривает. Нехорошо это. Пойду поговорю по-дружески. Евреи мне еще в Москве не показались…

– Тр-рорин это, – улыбнулся Котов. – Двер-рг.

– Да хоть Толян, хоть Колян. Надо кармашки потрясти да спать выставить. И ты ложись. С утра эльфы и орки в бой, я останусь с бабами тут, а Мастер с Алинкой на дирижабле, – выговорила Маруся. – Отдыхай, городской. Спать надо. И это… оружие себе подбери. А то вон… поколотили тебя.

Котик проводил шагренево-серебряную фигуру Маруси… и с томным вздохом уставился на звезды. Было и досадно, и телесно голодно, и свободно в то же время.

Тайтингиль твердо вознамерился идти к звездам. Что же, теперь – с ним. До последнего. До самого последнего паука.

Изломанная тень, которая притаилась в камнях, подкралась ближе.

– Ты станешь беречь его, Котов, – сказал Гленнер. – Я слышал твой разговор и понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Забирай завтра Вайни, поедешь на ней, это самая умная кобыла из тех, что мне попадались. Она станет убивать пауков и защищать тебя. Я останусь тут, с Маруссой. Открою ей воду. Чистую воду, чтобы в Морум вернулись деревья и цветы. Это странно, но достойно. Темная страна снова сделается зеленой. А ты береги Тайтингиля в бою так, как столетия берег я. Особенно теперь, когда он… когда…

Котик сграбастал калеку в лапищи, ткнулся в него башкой и замер.

– Я думал погибнуть, наконец, – продолжал Гленнер. – Принял решение. Но я увидел человека со звезд… послушал его речь. И в моей душе снова есть надежда, Котов. Надежда избежать Чертогов. Я терпелив. Я подожду. И я нужен большой женщине. Я помогу ей. Ты можешь быть спокоен. А если когда-нибудь вам потребуется убежище – что же, уже не Золотая Роза, а Темное Сердце будет ждать вас.

Котов муркал что-то согласное и даже успокоительное, но на душе у него было вовсе не спокойно. Орк снова полюбовался на украшение в виде изломанных и частично зажаренных пауков, постоял, тяжело вздыхая, и побрел искать Тайтингиля.

Отыскал – эльф растянулся на сеновале, как и говорил, и недвижно смотрел в пролом крыши в звездное осеннее небо, накрывшее Морум сияющим конусом.

Котяра поерзал и приткнулся рядом, почти коснувшись головой золотой макушки своего витязя. И тоже замер в благоговении. А спустя десять или пятнадцать минут сладко уснул.

– Ну что, еще по одной?

Маруся разливала.

Алинка и Ольва синхронно подставили стаканчики.

– А ты кто была-то там? Дома? – спросила Маруся.

– Я… каскадером была. Актрисой хотела стать. Но не получалось, не умею я петь, только эльфы и научили. С трудом давалось… как со мной менестрель маялся – отдельная история, – выговорила Ольва. – И как актриса я тоже не очень. Но около кино по мелочам, что получится. Где-то проскакать, где-то сняться в кадре без лица или в гриме. Как-то так.