Книга Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Изора! – позвала хозяйка.

Из туалетной комнаты послышался тихий звук, похожий на приглушенный стон. Не понимая, что происходит, Женевьева подбежала к двери и постучала:

– Изора, ты здесь? Открой!

Вместо ответа из комнаты донесся странный хрип. Она подергала дверь, но без толку – похоже, гостья закрылась изнутри на задвижку. Холодея от дурного предчувствия, Женевьева повернулась к входной двери и заорала что есть силы:

– Инспектор Девер! Помогите!

Всей душой она надеялась, что полицейский еще здесь, хотя уповать на это было глупо. Зачем ему топтаться у входа? Наверняка сел в машину и уехал. В следующую секунду бледный, как смерть, Жюстен ворвался в дом.

– Изора заперлась в туалете! – крикнула Женевьева. – Я опасаюсь худшего!

Мужчина с разбегу высадил дверь плечом.

– Проклятье! – рявкнул он.

Изора висела на конопляной бечевке, привязанной к трубе канализации. Просунув три пальца между веревкой и шеей, она хоть и слабо, но еще дышала. Девер схватил ее за талию и приподнял.

– Помогите же мне! – приказал он растерявшейся Женевьеве. – Быстро несите нож!

– Да, конечно! – засуетилась хозяйка. – Господи, зачем она это сделала?

– Одному богу известно, – сердито отозвался полицейский.

Одной рукой он прижимал девушку к себе, другой, наконец-то, сумел ослабить петлю у нее на шее.

– Несчастная маленькая дурочка! Надо же было выкинуть такой фортель! – шептал он, вдыхая аромат ее кожи и волос.

Он не раз становился свидетелем попыток самоубийства. Среди заключенных или подследственных, содержащихся во временном изоляторе, повешение встречалось чаще всего. Чтобы распрощаться с жизнью, человеку хватало платка или ремня. У Девера волосы встали дыбом при мысли, что они с Женевьевой могли опоздать.

Молодая экономка не теряла ни секунды и перерезала веревку с первого раза – одним ожесточенным движением. Изора в полусознательном состоянии упала инспектору на грудь, прижавшись лицом к шее.

– Решиться умереть в таком юном возрасте! – сокрушалась Женевьева. – Какой кошмар! Отнесите ее на кровать, а я пока сбегаю за доктором.

Мужчина кивнул, пытаясь унять нервную дрожь. Оказавшись, наконец, наедине с драгоценной ношей, он не выдержал:

– Изора, я бы с ума сошел, если бы тебя не стало! Господи, это было бы ужасно, – бормотал он, прижимаясь губами к ее щеке. Он никак не мог себя заставить оторваться от нее и положить, наконец, на кровать.

Главное – ощущать, что она жива, чувствовать тепло расслабленного тела, слышать напряженное дыхание. Сделав над собой усилие, Жюстен бережно устроил ее на одеяле.

– Бедная моя дурочка! – прошептал он, с нежностью глядя на Изору.

Внезапно она открыла глаза и уставилась на него. Плечи девушки затряслись от хохота. Инспектора такой поворот нисколько не смутил – он знал, что это обычная реакция человека, перенесшего короткий обморок.

– Каких еще сюрпризов от вас ожидать, мадемуазель Мийе? – пожурил он девушку. – Умереть – не самая удачная идея. Мало того что отец разукрасил вам лицо, так теперь на вашей прелестной шейке будет красоваться отвратительная багровая отметина!

– Мне надоело, – проговорила девушка едва слышно. – Сил нет терпеть…

– Тише, сейчас придет доктор. Не утомляйте себя разговорами, – сказал Девер.

– У меня ничего не болит. Я спрыгнула с унитаза и тут же пожалела о том, что делаю, – попыталась ослабить петлю. Это было ужасно – я очень испугалась!

– Т-с-с, помолчите! Объяснения отложим на потом. Вас надо показать врачу. Знали бы вы, Изора, как нас напугали, – меня и вашу подругу!

– У меня ничего не болит! И я должна рассказать! Мне захотелось умереть, сил больше не было так мучиться, но как только стала задыхаться, подумала о несчастной Анне Маро. Не понимаю, как я могла о ней забыть! Я обязана выполнить обещание – приехать в санаторий и повеселить бедняжку. Она улыбалась, когда я устроила представление с тряпичной куклой. В нашу последнюю поездку Мадам Маро подарила дочке куклу, которую сшила для нее сама. Анна дала ей имя Изолина – раньше меня так называл Тома… Нет, я не имела права сводить счеты с жизнью, ведь я не больна! Это Анна обречена, хотя ей всего двенадцать. Лезть в петлю – оскорбление с моей стороны для тех, кто не имеет выбора.

Изора умолкла и закрыла глаза. Жюстен погладил ее по лбу, пристально вглядываясь в лицо девушки. По тому, как покраснели веки, он догадался, что она много плакала.

– Что произошло, пока мы отсутствовали? – мягко спросил он. – Когда мы с мадемуазель Мишо уезжали на ферму, вы были печальны и сердиты, но мне не показалось, что вы в таком уж отчаянии, что готовы попрощаться с жизнью. Скажите, это из-за истории с пистолетом? Если да, значит, я несу ответственность за случившееся и винить следует только меня – и это еще слишком мягко сказано…

– Нет, инспектор! Говорю же вам, у меня просто кончилось терпение. Я испугалась, что не получу место у Обиньяков и придется возвращаться к родителям.

Как нельзя кстати появилась Женевьева. В волосах посверкивали снежинки, лицо выражало растерянность.

– Доктора Бутена срочно вызвали к рабочему стекольного завода, – сообщила она. – Как только вернется, жена обещала сразу оправить его сюда. Изора, ты очнулась? Как ты себя чувствуешь? Господи, какое счастье! Ты пришла в сознание!

– Прости, Женевьева, мне очень стыдно! От меня одни неприятности!

– Слава богу, ты разговариваешь со мной, смотришь на меня! Представь, как огорчился бы твой брат и другие люди, которые тебя любят!

Изора не ответила. Полицейский стал ощупывать ее шею в тех местах, где веревка оставила красный след и несколько ссадин.

– Что вы делаете? – слабо попыталась сопротивляться девушка.

– Проверяю, в порядке ли трахея и артерии, – объяснил он. – Это было под Верденом. В траншее, где мы сидели, пытался повеситься двадцатилетний парень. Слава богу, выжил, и я отнес его к грузовику Красного Креста. Медбрат показал мне, как проверить, нет ли внутренних повреждений…

– Это вы, инспектор, спасли его? – спросила Женевьева.

– Да, вышло как-то само собой. На фронте у многих возникает желание приблизить конец, чтобы не видеть больше ужасов войны… А парень погиб через несколько дней – убило артиллерийским снарядом. Что ж, думаю, что доктор мадемуазель Мийе не понадобится.

– Никто не должен знать, что я пыталась сотворить такое! – вдруг спохватилась Изора. Короткий рассказ полицейского смутил ее еще больше.

– Я не стала объяснять мадам Бутен, в чем дело, – сказала Женевьева. – Еле сдержалась – мне было очень страшно.

– Завтра утром заеду справиться о вашем здоровье, мадемуазель, – объявил Девер. – Я оставил двигатель автомобиля включенным, но звука что-то не слышно. Наверное, заглох. Изора… простите, мадемуазель Мийе, постарайтесь отдохнуть. Быть может, вам будет проще открыть израненное сердце подруге. А мне даже полезно прогуляться на свежем воздухе.