Книга Раскрыть ладони - Вероника Иванова

— Тогда не жди никакой помощи.

Разительная перемена, ничего не скажешь! Ещё неделю назад, приди я в кабинет Смотрительницы, меня ожидало бы несколько приятных минут в обществе милой старушки и, может быть, даже вынутый из-под полы форменной мантии заказ на расплетание отслуживших свою службу заклинаний. Что же изменилось? Ведь Маллет Нивьери остался тем же самым человеком. Впрочем, за одним исключением. Без приписки в Регистре: «Милостиво допущен Анклавом до совершения магических действий в пределах Саэнны».

Горсточка слов, тщательно либо торопливо выведенных на странице увесистого тома. Награда? Приговор? Не знаю и гадать не хочу. Потому что только теперь стал свободен по-настоящему.

— Обещаю более никогда не тревожить вас, любезная dyesi. Всё, что мне нужно, это переговорить с главой Совета. Совсем недолго.

— Но о вещах, настолько важных, что ты не можешь ни рассказать, ни намекнуть?

— Для меня они очень важны, это правда, а для вас ничего не будут значить. Но вам лучше их не знать.

— Почему?

— Потому что я не желаю, чтобы вам был причинён вред.

Таира усмехнулась:

— Вот как? И тем не менее, ты просишь меня пойти на нарушение правил, которое может стоить мне должности?

— Разве такой уж страшный проступок — устроить встречу двух людей?

— Если учесть, что один из них возглавляет службу, внушающую ужас всему Анклаву, а второй потерял право находиться в Регистре...

— Трудность только в этом? В том, что моё имя вычеркнуто?

Смотрительница опустила взгляд, снова сомкнула ладони вокруг чашки, вдохнула поднимающийся над вином терпкий пар.

— Ты хочешь услышать правду?

Хороший вопрос. И тон, которым он задан, предупреждает: если согласишься, пожалеешь. Но я уже столько раз и о стольких вещах жалел... Переживу. А может быть, стану сильнее, как клинок, с наковальни попадающий в ледяную воду.

— Пожалуй.

— Уверен?

Улыбаюсь:

— Нет. Но ложь мне всё равно не нужна.

— Что ж... Тогда слушай.

Скрипнула дверь. Вошедшая в комнату, чтобы передать принятые прошения на подпись Смотрительнице, Силема посмотрела на меня неодобрительно, но своим появлением ничуть не помешала Таире продолжить:

— У каждого человека есть то, чем он дорожит. Больше или меньше, но ценит и не желает отдавать. Иногда это мечты, но чаще что-то осязаемое, полезное и приятное. У меня тоже есть такая вещь. Место, которое я занимаю.

Кажется, начинаю догадываться, к чему клонит старушка. Но дослушаю до конца.

— Я шла к нему долгие годы, мой мальчик. Очень долгие. И на пути потеряла так много, что когда достигла цели, поняла: больше у меня ничего и не осталось. Ни семьи, ни подруг, ни благодарных учеников. Моя власть — всё, что у меня есть. Всё, что ещё способно удержать меня у Порога. И знаешь, мне нравится стоять высоко. Пусть, не на самом верху, но выше многих других.

Стараюсь не растягивать губы в слишком нахальной улыбке. Власть, говоришь? Неужели эта дама столь притягательна, что поклонников легко делает рабами? И помыслов о свободе уже не возникает... Не может возникнуть. В самом деле, зачем возвращаться в мир, где люди стояли бы рядом с тобой, а не были бы прахом под твоими ногами?

— Думаешь, я отказала тебе, потому что ты больше не считаешься магом? Нет. Будь ты даже одним из первых в Регистре, не согласилась бы. Потому что на кону стоит больше, чем я могу позволить себе потерять. Но да, устроить встречу с главой Надзорного совета мне по силам. Не скажу, что просто, но возможно. И хорошо, что ты не рассказал о причине, которая привела тебя сюда. Знаешь, почему?

Почти догадался. Но облекать ощущения мыслями не хочу. Уж больно неприглядная картинка получается.

— Потому что я донесла бы на тебя. Ужасаешься моей подлости? Зря. Каждый из тех, кто мне подчиняется, спит и видит, чтобы занять моё место, и если бы кому-то из них выпала возможность узнать... Они уже бежали бы, теряя башмаки, и, перебивая друг друга, распинались бы перед членами Совета. Вот, к примеру, даже она... Силема!

Женщина, раскладывающая бумаг на столе Смотрительницы, невольно вздрогнула.

— Да, госпожа?

— Вот скажи, Силема, если бы ты знала, почему этот молодой человек желает встретиться с главой Надзора, что бы ты сделала?

Обращённый на меня взгляд тёмно-карих глаз оказался не на шутку серьёзным.

— Рассказала бы кому-то из Совета. Если бы мне самой удалось с ними встретиться.

— Но ты можешь оставить донесение, ведь так? — продолжила допрос Таира.

— Могу. — Служка выровняла последнюю стопку прошений и выпрямилась. — Но не получу с того никакой выгоды, а потому не стану и стараться. Мне можно удалиться, госпожа?

— Да хоть удавиться, — благодушно разрешила Смотрительница и, проводив Силему взглядом, презрительно фыркнула: — Вот видишь! Каждый думает о выгоде. И ты — тоже.

Конечно. А как может быть иначе? Оставить дядюшку в счастливом неведении относительно его непоколебимого могущества? Дожидаться, пока Трэммин испробует ещё какой-нибудь способ сжить меня со свету? Благодарю покорно! Нет уж, лучше я буду преследовать выгоду. И свою, и чужую, потому что семья кузнеца тоже может из-за меня оказаться под ударом. А знать, что в любой миг та же Тайана рискует не вернуться домой целой и невредимой...

Я должен поговорить с главой Совета. Но как? Была слабая надежда на госпожу Смотрительницу. Не оправдалась. Кто ещё остаётся? Вилдия? Нет, эту женщину мне стыдно просить о большем, чем она уже успела для меня сделать. А если вспомнить, что дядюшка вполне может точить на неё отдельный зуб, стоит отбросить даже малейшие фантазии. Пусть Дом призрения живёт безмятежно.

— Благодарю, что снизошли до разговора со мной, dyesi.

Таира еле заметно скривилась:

— Можешь считать меня, кем угодно, но я сказала правду.

— И моё уважение к вам останется всё столь же неизбывным.

— Но приправится ненавистью?

— Почему же? Я понимаю причину, по которой вы отказали. И не могу ни просить, ни обижаться. Всё равно каждый решает сам, как поступить.

Глаза Смотрительницы блеснули неожиданным теплом:

— Да, каждый. Из нас и не только. Ты давно это понял?

— Признаться, не очень. Мне... помогли понять.

— Друг? Или просто хороший человек?

И что ответить? Ни то, ни другое, ни третье? Другом Джер не мог мне ни быть, ни стать. Человеком он и подавно не был. Хороший? А что вообще такое «хороший человек»? Тот, кто делает добро, или тот, кто не творит зла? Наверное, что-то среднее. Ведь невозможно быть уверенным, что совершаешь добрый поступок, если не имеешь понятия, что значит злиться и ненавидеть.