Книга Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - Валерий Самунин

Старостин действительно в своем докладе руководству отдела не пожалел черных красок. Он пытался доказать начальству политическую несостоятельность халькистского режима, ошибочность стремления наших партийных советников расширить ряды партии за счет приема рабочих и крестьян. В своем большинстве это были люди малограмотные или совсем неграмотные, политически пассивные, незнакомые ни с историей, ни с документами НДПА. Старостин хотел убедить руководство в том, что все это делается ради «галочки» в отчете, ради рапорта наверх. А вред от таких действий очевиден: происходит размывание партийных рядов, ослабление влияния партии в стране.

Вспомнив о беседе с начальником отдела, Старостин расстроился еще больше. Чего стоили назидания генерала-аме-риканиста!

— Вы, Валерий, лучше бы думали не о просчетах наших советников в ДРА, а о том, как стать более полезным в решении главных задач советской разведки, — выговаривал ему По-лонник. — Афганские проблемы не являются для нас столь уж важными. В нынешних условиях они будут успешно решаться с помощью аппарата советников, оказывающих помощь афганцам по всем линиям. Информацию о положении в стране лучше, чем резидентура, сможет добывать наше представительство, которое поддерживает непосредственный контакт с афганской спецслужбой. Резидентуре и вам, в частности, необходимо сосредоточиться на работе против главного противника и китайцев. Ведь никто этой основной задачи советской разведки не отменял. Что я вам рекомендую? Когда вернетесь в Кабул, устройте прием. Соберите представителей дипкорпуса — на своем уровне, третьих, вторых секретарей, атташе. Деньги для этого в резидентуре имеются. Выступите, например, с инициативой создания клуба молодых дипломатов. Активнее общайтесь с представителями стран Запада. Нам очень необходимы перспективные агенты из числа американцев и представителей государств, входящих в блок НАТО. Если завербуете подходящего американца или китайца — я вам обещаю — получите орден.

Благополучно долетев до Кабула, Старостин сразу же направился к резиденту. Осадчий внимательно выслушал его доклад о тех беседах в МИДе и в ПГУ, которые состоялись во время отпуска.

— Да, похоже, товарищи в Москве не очень-то понимают, какое развитие может иметь этот афганский спектакль, — задумчиво произнес Вилиор Гаврилович, потирая ладонью лысину. — Они настроены на хеппи-энд, но я боюсь, финал окажется трагическим.

Однако идею начальства о переориентации Старостина на работу по представителям Запада и Китая Осадчий воспринял с энтузиазмом. Он тут же по телефону распорядился о выделении денег на организацию приема для молодых дипломатов. Предложил пригласить «чистых» сотрудников советского посольства и журналиста ТАСС. Затем, как бы отряхнувшись от пустой и ненужной заморочки, настоятельно порекомендовал Старостину как можно скорее встретиться с недавно завербованным агентом «Кимом», имеющим непосредственные выходы на исламскую контрреволюционную группировку, ведущую активную работу в афганской армии.

20 августа Осадчий вызвал Старостина к себе в кабинет. Сначала для создания позитивного настроя на дальнейший разговор он показал сотруднику телеграмму из Центра, в которой высоко оценивалась информация завербованного им агента «Кима» относительно подрывной деятельности фундаменталистских исламских группировок в афганской армии. Далее, продолжая приветливо улыбаться, резидент поинтересовался, как здоровье оперработника, чем он в настоящее время занят, с кем из находящихся у него на связи агентов намерен в ближайшее время встретиться. Судя по тому, как плавно начальник подходил к главной теме, Валерий понял, что далее речь пойдет о чем-то очень серьезном.

Наконец-то, покончив с любезностями, Осадчий поведал Старостину о том, что вчера, во время празднования Дня независимости Афганистана, к одному из «чистых» сотрудников советского посольства (резидент назвал фамилию этого дипломата) подошел министр связи Афганистана Сеид Мохаммад Гулябзой. Он сказал, что хочет встретиться в конфиденциальной обстановке с советским послом. При этом Гулябзой просил, чтобы о его предложении советские товарищи ни в коем случае не информировали никого из афганцев. Посол Пузанов, когда ему доложили о просьбе министра, от встречи с ним отказался наотрез. И он был прав. Зачем официальному советскому представителю, главе дипмиссии ставить под сомнение искренность своих отношений с Тараки и Амином, устраивать конфиденциальную встречу с каким-то третьим лицом без их на то согласия? Однако посол все же пригласил к себе Иванова и Осадчего и рассказал им об инциденте. Представители внешней разведки КГБ тут же догадались о возможной подоплеке обращения Гулябзоя: он явно хотел довести до высшего советского руководства информацию о расколе в верхушке халькистов. И Б.С., и резидент поняли, что появился, пожалуй, уникальный шанс наконец-то более подробно прояснить складывающуюся ситуацию.

Старостин понял, что именно ему предстоит встретиться с министром. «Плакала теперь моя работа против американцев и китайцев», — подумал он, правда, без всякого сожаления. И не ошибся. Резидент наконец-то перешел к главному:

— Валерий, тебе нужно как можно скорее встретиться с Гулябзоем. Вот его домашний телефон, — Осадчий положил на стол листок с пятизначным номером. — Звони ему сегодня вечером, как можно позднее, но, конечно, не ночью. Лучше всего было бы договориться о встрече на завтра.

— Вилиор Гаврилович, сделаю все, как вы говорите, однако мне как-то неловко. Ведь Гулябзой кто? Министр! А я кто? Всего лишь третий секретарь посольства.

— Это и хорошо. Если бы с ним встретился посол или Борис Семенович, или даже я, советник посольства, это была бы встреча на заслуживающем внимания дипломатическом уровне, которую можно истолковать как попытку ведения политические переговоров за спиной руководителей страны. И со-всем другое дело, если с ним встретишься ты, молодой человек, третий секретарь посольства. В случае огласки вашу встречу будет легко представить как твою или Гулябзоя личную безответственную инициативу, как не заслуживающее внимания недоразумение.

Осадчий по привычке потер ладонью лысину и помолчал, словно не решаясь сказать что-то важное.

— Понимаешь, у нас нет уверенности в том, что Гулябзой не поставил в известность о намерении тайно встретиться с нами каких-то третьих лиц. А потому вероятность «прокола» по результатам такого контакта вполне реальна. Направляя тебя на эту встречу, мы хотим минимизировать возможность политического скандала. Понятно, что больше всего в этой ситуации рискуешь ты. В случае скандала афганское руководство именно на тебя спустит всех собак. Но что поделаешь? Кому-то ведь надо, — Осадчий с виноватым видом глянул на оперработника. — Однако ты Гулябзою своей должности в посольстве не называй. Говори, что действуешь по указанию руководства, а какого — пусть он догадывается. В разговоре избегай вопросов, не касающихся темы, которую он поднимет. Своего мнения не выражай. Не давай ему никаких гарантий. Обещай только одно: все, что он скажет, будет в точности доведено до сведения советского руководства на самом высоком уровне. Об этой встрече никому не рассказывай, кроме меня и Бориса Семеновича. Оперативные вопросы организации контакта решай сам — тебе при твоем опыте работы в Кабуле это будет несложно. Лучше всего, если тебе удастся привезти министра к себе домой. Постарайся понравиться ему, держись солидно, но в то же время радушно. Внуши ему доверие к себе. Кстати, он моложе тебя на четыре года. Если все пройдет благополучно, договорись о последующих конфиденциальных контактах, которые могли бы состояться по нашей инициативе. Я думаю, что у тебя все получится.