Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Глава 14

Обращение царя Петра Алексеевича к запорожцам после измены Мазепы. Выбор нового гетмана Скоропадского и извещение о том кошевого Гордиенка со стороны царя Петра. Обращение Мазепы к кошевому Гордиенку. Отправка царских посланцев к запорожцам с деньгами и милостивыми обещаниями. Требования, предъявленные царю запорожцами. Движение запорожцев к Переволочив и соединение их с полковником Нестулием. Рада в Переволочив. Разгром запорожцами русских отрядов в Кобеляках и Царичанке и движение их к Диканьке. Пир у Мазепы и движение запорожцев к Будищам. Условия договора между запорожцами, Мазепой и Карлом XII. Движение запорожцев от города Полтавы к Соколке. Наблюдение за запорожцами со стороны киевского губернатора князя Голицына. Меры царя для удержания за собой малороссийского козачества и охраны лиц, преданных московскому правительству

Как для царя Петра Алексеевича, так и для запорожских казаков переход гетмана Мазепы на сторону шведского короля был совершенной неожиданностью. Из запорожцев к этому не был подготовлен даже кошевой атаман Константин Гордиенко, открыто, неизменно и постоянно высказывавший свою глубокую ненависть ко всему тому, что носило название Москвы или что только напоминало ее. Гетман слишком хитро и слишком осторожно вел задуманное им дело и ни единым словом не обмолвился о нем пред кем бы то ни было из запорожцев. Напротив того, все время Мазепа выражал свое негодование на своевольные действия запорожского войска, всегда изображал сечевых казаков в письмах к царю зложелателями Москвы, неверными царю людьми, представлял их изменниками, клятвопреступниками, достойными искоренения со всем их гнездом и именем. Теперь же гетман сам оказался тем, чем он представлял все войско запорожское перед русским царем.

Гетман Мазепа – натура весьма сложная и потому труднодоступная для понимания. Воспитанный и выросший при дворе польского короля, известного эпикурейца и любодея Яна-Казимира, где господствовало тонкое, изысканно вежливое, с виду вполне сердечное, в действительности фальшивое и бессердечное к людям отношение; находившийся потом долгое время при гетмане Дорошенке, выдвинувшем идею об отторжении Малороссии от Великороссии и об отдаче ее Турции; перешедший от гетмана Дорошенка к гетману Самойловичу, известному гордецу, безмерному корыстолюбцу и стяжателю, Мазепа приобрел светский лоск и латинское образование, усвоил польский образ мыслей; в то же время, имея кривую душу, лживое сердце, он мог усвоить тонкое, но бессердечное и фальшивое к людям отношение; мог думать о возможности отторжения Малороссии от Великороссии; мог развить в себе инстинкт стяжания и презрительного отношения к людям и все это прикрывать наружным благочестием, кажущейся преданностью своим патронам и благодетелям, видимой во всем откровенностью, напускной веселостью и природным юмором. В общем в характере Мазепы сочетались черты частного человека, черты неприятные, своекорыстные и отталкивающие, и черты общественного малороссийского деятеля, хотевшего видеть свою родину независимой в политическом отношении. Мазепа видел, что Малороссия еще со времени гетмана Богдана Хмельницкого была в постоянном шатании; что в ней немало находилось людей, недовольных правительством Москвы и что сами властные лица, присланные от Москвы для управления Малороссией, вели себя далеко не всегда умеренно и с подобающим тактом. Видел Мазепа и то, как печальны были успехи русского царя в первом столкновении его под Нарвой со шведским королем. Он хорошо, наконец, был осведомлен и о том, каков был шведский король и какова была его слава как полководца. И старый гетман впал в раздумье по поводу будущего Малороссии: как сохранить ему Украину на случай поражения русского царя шведским королем? А поражение такое неминуемо должно произойти. Для этого нужно заранее войти в тайные сношения со шведским королем. Тогда только и именно через шведского короля можно добиться для Украины независимых прав. И Мазепа решился на такой страшный шаг… Поэтому нет оснований соглашаться с мнением тех историков, которые характеризуют Мазепу только как чудовищного эгоиста и ненасытного честолюбца, совершенно забывшего ради личных выгод и интересов положение управляемого им народа и будущее его родины. Вся беда для Мазепы состояла в том, что он хотел ввести в Малороссии польские порядки и при управлении Украиной старался брать за образец государственное устройство в Польше. Раз ступив на такой ложный путь, Мазепа пошел дальше и, потеряв веру в осуществление своего идеала через Польшу, пошел навстречу шведскому королю. Мазепа находил себе сочувствие в том малороссийском панстве, которое состояло частью из старой православной шляхты, частью из козацкой старшины, стало складываться на Украине еще со времени гетмана Богдана Хмельницкого и особенно усилилось во время гетмана Самойловича и самого же Мазепы. Правда, это панство стояло сперва за козацкие права и вольности против натиска со стороны Москвы, но потом, не успев сплотиться в сильную политическую единицу и будучи подавлено Москвой, само пошло против козацких прав, то есть против того, за что ратовала малороссийская чернь и запорожские казаки, и стала подбивать к тому московских на Украине бояр и воевод.

Как представитель польско-аристократического и бюрократического начала в Малороссийском крае, Мазепа по необходимости встречал страшную оппозицию со стороны запорожского войска, которое искони веков своего существования считало себя хранителем народно-козацких начал не только в одном Запорожье, но и во всей Малороссии. Отсюда вражда Мазепы к запорожцам и запорожцев к Мазепе. Но при уяснении отношений Мазепы к запорожцам нужно брать также во внимание и самое положение гетмана: находясь, с одной стороны, под давлением русского правительства, с другой – соприкасаясь постоянно с Запорожьем, Мазепа поистине находился между двух огней, и если перед царем злословил запорожцев, а перед запорожцами хулил царя, то делал это нередко по необходимости и из политики, потому что все обстоятельства складывались вокруг него так, что он принужден был кивать то в одну, то в другую сторону. Трактуя запорожцев перед царем как изменников, Мазепа едва ли в крайнем случае решился бы на конечное искоренение всего низового запорожского войска.

Явившись на историческую сцену Малороссии в самое шаткое время, Мазепа уже в первые годы своего управления мог иметь в своем уме мысль об отторжении Малой России от Великой, в особенности же после первого столкновения царя Петра с королем Карлом XII, и потому нет надобности начало его замысла относить ко времени знакомства с польской княгиней Дольской. Страшно скрытный человек, уже раз видевший воочию смерть, когда был пойман в степи запорожцами и представлен на суд перед освирепевшим товариством, но был спасен только заступничеством кошевого Сирка, Мазепа не мог ни с кем делиться своими тайными мыслями. Да и с кем было делиться? Был в Запорожье кошевой атаман Гордиенко, страшный ненавистник Москвы. Но он слишком открыто действовал. Гордиенко был человек передовой по своим убеждениям – горячий патриот и чистый народник. Он не любил Москвы. Не любил, может быть, потому, что родился вдали от нее, но вместе не любил и Польши. Идеалы Гордиенка были таковы: для Запорожья он хотел устранить всякое вмешательство со стороны Москвы во внутренние дела Коша и так или иначе удержать за войском так называемые козацкие права и вольности, а в Малороссии он желал видеть народное козацкое правление, но без участия местного панства и пришлого боярства. Поэтому ему ненавистен был гетман Мазепа с его полупольскими порядками в Малороссии; ненавистны были и те малороссийские паны, которые играли в руку Москвы. И когда Мазепа поднялся против царя, то Гордиенко поневоле примкнул к нему и поневоле стал действовать с ним заодно. Политический идеал Мазепы был иной, и для достижения его он шел кривым путем; оттого запорожцы и называли его «хитрый лис и махиавел». При всем том те же запорожцы и малороссияне считали Мазепу недюжинным человеком, и недаром о нем сложилась пословица «от Богдана до Ивана не було гетьмана».