Книга Не один - Отар Кушанашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Коллектив «Прямого» надеется на примирение.
Михаил Генделев, ведущий программы «Звонок» на «НТВ», где я с переменным успехом регулярно выдаю себя за грузинскую версию Черчилля, ни разу, в противоположность мне, не солипсист, респектабельности не изменяет, даром что обладает тонким чувством юмора, перманентно улыбчив и открыт.
Это очень важно, что он не приемлет заборную тональность.
И для дела это хорошо, иначе вы не узрели бы того великолепия, каковое вас ждет в субботу на «НТВ».
История, нафаршированная допингом и осрамившая нас на весь белый свет, – история, полная контекстов, ребус без линейного сюжета, фортепианный этюд, сыгранный инвалидом, разминка перед катастрофой, мелкая моторика крупного жулика.
Да, конечно, можно, утверждаясь в качестве адепта квиетизма, декларировать разнополярность спорта и политики, но я, пардон, не настолько страдаю прогрессирующим слабоумием и не для того стяжал славу чемпиона «тиви» по речевым фигурам высшего пилотажа.
ЕВРОВИДЕНИЕ – простите за аналогию с тем, что еще не отболело, – я помню детально, в красках, только что не в анатомических подробностях.
Но и с суггестией, что «во всем виноват Барак», тоже перегибать не надо; ну, нелепо же.
Теперь, когда после позора, связанного с легкоатлетами, мы ознакомились с анамнезом, судьбы Шараповой, Чичеровой, Поветкина, сочинских триумфаторов нас, конечно, беспокоят, но страшно беспокоит иное: что будет дальше? What, мазафака, next?
Про множественные коннотации – без нудной нотации, но с фирменным блеском – рассуждал Его Сиятельство адвокат А.А. Добровинский. Сейчас спасение нашей, общей, репутации сродни возделыванию земли, каковой процесс есть «тяжелый труд с неочевидным результатом»: может, отмоемся, а может, и нет, я думаю, что нет, и нас не пустят на Олимпиаду. Дошло до того, что, когда где-нибудь побеждают наши, я не ликую, а сразу думаю: а ну как?
Пранкеры Алексей и Владимир сделали три звонка. Разговоры не описуемы. Как сказал бы поздний А. Добровинский, мысли у вас при просмотре разбегутся, как ртуть из разбитого градусника.
Так это заговор или нет? Фамилии называются, но тогда «где посадки»?
Почему потускнел глас министра спорта, которому за бравурность отповедей я прежде отвешивал комплименты, а теперь, видя, как он хоронит «Да!»
под неуверенным отрицанием, испытываю чувство неловкости?
Один из тех чинодралов, кого разыграли Вован и Лексус, говорит: «Оборонительная политика господина Мутко – большая проблема». Вот она, теория вселенского взрыва в действии, и кажется дикостью то, о чем говорит сбежавший в Америку ренегат-квислинг: что допинг запивали алкоголем. Как сказано в одном хорошем фильме, «причина, по которой это может показаться диким, в том, что это действительно дико».
Но я сказал после этих толков, что мы живем в эпоху перевертышей, когда уже веришь в любую конспирологию. И силы остаются только на вышеуказанную тональность. Заборную.
А за этим забором – мы. Самолично забор построившие.
В свете вашей, прямо скажем, не шибко высокоразумной дискуссии о Максиме Галкине и его новом шоу, часто духоподъемном, но спорадически и впрямь манерном, хочу деликатно заметить, что вы идиоты, не умеющие разглядеть за деревьями суть – «легкое дребезжание человеческого, зажатого в тисках Истории».
Речь ведь не о «динамике общественных умонастроений», а в том, что 99 человек из 100 почувствуют себя хорошо, если Максиму Галкину будет плохо.
Мою натуру вы можете описать разными словами, не исключая матерных, можете обозвать стрекулистом и адептом высокопарного вздора, который я и впрямь обожаю в пику вам, серым, но сейчас я ни разу не альтруист, нисколько не лизоблюд и это не апологетика Максима. Я в сентябре выпускаю собственный боевик, я о себе забочусь, даром, что у нас с Галкиным взаимная симпатия.
Вот Земфира, певица безнадеги, раздражается, когда работает в команде, и я ее понимаю, но что тут сделаешь? Уже сейчас в нашем проекте – вдумайтесь! – задействованы сто двадцать семь человек, я напрямую подчиняюсь пяти «полководцам».
В стране моей все хотят попасть в телевизор, как все разбираются в футболе, но когда нежно почитаемая мною Ангелина Вовк обрушивается на Галкина, как Надежда Мандельштам на советскую власть, я думаю не про обоснованность критики, а про вендетту: Алла П. выжила матрону из «Песни года» (что со стороны, согласен, выглядело архинекрасиво).
При этом сама Вовк совсем недавно на том же, главнейшем, канале вела дневную программу про сладкие советские годы, и я фальшивее и штампованнее мало что видел.
Но на свете есть много непонятного, мой друг Горацио: вот, например, мой любимец Брэд Питт, оказывается, любит группу «ИНТЕРПОЛ», а вы послушайте ее и поймете, почему я хочу всех участников банды кастрировать, Роза Сябитова поет осанну Галкину, потому что снималась в шоу, что же она еще могла сказать, программу назвать дерьмом, а Максима – страхолюдинной бесталанной?
Лоза, ставший дерзким нигилистом, хотя бы последователен: коль назвался груздем… и пусть он самому себе, условно, кажется Стивеном Кингом, на поверку являясь, условно, Гай-Германикой, – он потешный аксакал.
За одну пародию на Елену Малышеву к Галкину надо обращаться «Ваше Сиятельство», а у него таких находок не две и не дюжина.
Не может телепродукт, да еще на первых порах, включать в себя Гайдая и Бунюэля, Отарика и Парфенова, беспримерную эрудицию, высочайший интеллект и баснословное чувство языка на фундаменте безупречного лицедейства; идите к черту, Летучую смотрите.
По Галкину очевидно, что он любит свое дело, и не глазами и руками, а душой, вот почему он, как Купидон на картинах, иногда слеп. Но неравнодушие, трудолюбие и горящие глаза я ставлю выше изолированных промахов.
Не блох надо искать, а радостно изумляться, что он не останавливается.
Я вот – изумляюсь, очень радостно.
Потому что сам такой.
Я привык к тому, что самые талантливые в нашем колхозе – самые невостребованные.
В только что вышедшем номере журнала ESQUIRE опубликован первостатейный этюд Максима Семеляка про моего любимого Дмитрия Нагиева, мирового парня и безусловного сегодня Номер Раз.
По сравнению с Нагиевым, с его харизмой столетнего дуба, мало кто не покажется воплощенной посредственностью, потрафляющей скотоподобной публике.
У него не отнять харизмы, его несущая конструкция – беспримерное трудолюбие, позволяющая ему не бояться карьерных синусоид, когда наружно, как сейчас у меня, карьера его напоминает триллер о путешествии на край ночи; он и в означенном материале говорит, что, когда имеет дело с проблемами, он не чешет в затылке, не забивается в угол, не бьется в истерике, не чувствует нужды объявлять себя банкротом.
