Книга Драконы Кринна - Кевин Т. Стейн

— Я в изгнании! — На этот раз в голосе женщины прозвучала такая мольба, будто Мали до смерти боялась воина.

— Ты так и сказала, — подтвердил Торин, все еще не понимая.

Мали склонила голову еще ниже, опустив плечи. Она теребила край своей джелайи, стараясь ее завязать, но пальцы так сильно дрожали, что женщина не могла справиться с тканью.

— В это тяжело поверить… Я думала, что ты отшатнешься от меня в ужасе. Мой народ бы так и сделал, — Она выпустила запылившуюся ткань из рук. — Дело в том… Я… Для моего народа я поруганное существо. Я то, что они называют темными эльфами. Если я вернусь на родину, люди моего племени убьют меня. Вот почему, когда Герик захотел меня, я пошла с ним. Я была… — Мали замолчала и опять опустила голову. — Я была одна в стране, которую не понимаю, без надежды. — Она опять подняла голову, и ее глаза засияли в свете Солинари, как водоемы с прозрачной водой. — Я боялась.

В этот момент вернулся Бьяр с полными мехами, избавив Торина от необходимости отвечать.

Воин взял хлеба и сыра, отошел к краю оазиса и удобно устроился на песке, прислонившись спиной к скале, все еще теплой от солнца. Чем больше он узнавал о женщине, тем меньше понимал: «Когда ей задают самые назойливые вопросы, она обнажает свою душу, а ее честность порождает еще больше вопросов. Охраняемая и оберегаемая Гериком, она была загадкой для Кедаса, ею и осталась. Что ж, пусть так и будет. С первыми лучами солнца я покину ее и мальчишку, и дальше они пойдут одни».

Торин оставил свои раздумья, чтобы прикинуть, как ему лучше идти через пустыню, и решил, что не пойдет назад к пепелищу лагеря, а вместо этого срежет западнее. Возможно, так удастся пересечь путь врага. Поднялась Солинари, чистый серебряный лик, слегка подсвеченный красной Лунитари, и обе луны озарили пустыню, сотворив произведение искусства из куч песка — скульптуру в черно-белых и темно-красных тонах. Какая-то птица отважилась выглянуть из потайного убежища среди скал и позвала самца нежным и мелодичным, как сама ночь, голоском. Затем все смолкло.

«Земля заслуживает спокойствия».

Это была старая пословица Кедаса, и Тории вспомнил ее, когда увидел краем глаза, как что-то зашевелилось за ближайшей дюной, где ничто не должно было двигаться. Он присел, плавно вытаскивая меч из ножен.

Тихий-тихий звук раздался в тишине — журчание ручья, бегущего по уэду, плеск воды там, где ее не могло быть.

Скрытая склоном тень поднялась в холодных отблесках лунного света. Он разглядел твердую, искрящуюся чешую, сложенные крылья и блестящие когти.

Тень зашевелилась, зашуршала крыльями, повернула голову. В середине темного пятна, которое было ее головой, сверкнули красно-черные, как угли почти потухшего костра, глаза.

Дыхание сперло у Торина в груди; от прилившей крови забарабанило в ушах. Внезапно он ощутил то, чего не чувствовал даже в бою, — близость смерти. Существо так же источало зло, как Мали излучала спокойствие.

Мали! Она и мальчик находились около водоема и ничего не знали о чудовище. Торин должен был предупредить их, спрятать. Как-нибудь уберечь!

Он сделал шаг назад, чтобы оказаться между дюной и тварью, ожидая, что в любой момент его обнаружат, ударят темнотой и страхом, испепелят на месте.

Воин вложил меч в ножны, сделал шаг… и песок стал засасывать его. Торин отпрыгнул. Дюна зашевелилась, самый верх покрылся барашками и начал оползать. Песок вздыбился и все растущей волной двинулся в его сторону.

Воин прокричал предупреждение, а затем стремительные пески сбили его с ног и накрыли с головой. Он постарался встать, но его завертело и бросило на бок. Мышцы правого колена растянулись, и ногу Торина пронзила острая боль.

Он пронзительно вскрикнул. Песок тут же забил ему рот, глаза, уши, проник под одежду, текучий, как вода. Песчинки струились сквозь пальцы, когда Торин отчаянно пытался за что-нибудь уцепиться, захлестывали его горло, и он давился, с трудом ловя ртом воздух. Тяжесть песка навалилась, сдавливая тело. Воин молотил руками и ногами, обезумев от одной мысли» что может утонуть в глубине дюны.

Внезапно его пальцы коснулись чего-то твердого. Рука! Тории постарался ухватиться за нее, а песок вспенивался вокруг, относя прочь, угрожая разорвать слабую связь. Нежная и хрупкая на ощупь, рука обхватила пальцы воина, рванув Торина вверх, и его голова выскочила на поверхность. Качаясь на волнах вздымающейся пыли, Торин жадно вдохнул воздух. Хотя и полные песка, глотки воздуха были столь же приятны и сладки, как чистый морозный воздух после первого снега.

Сморгнув попавший в глаза песок, воин увидел, что сжимает руку Мали. Женщина потащила его на твердую землю. Здоровой ногой он отталкивался так, как будто плавает в реке, а Мали тянула и тянула воина, задыхающегося, кашляющего, пока его ноги не оказались за пределами движущихся песков.

Торин рухнул на колени, смаргивая туман песчинок и слез, и увидел, что Мали отходит на край замутившегося пруда и исчезает в клубах пыли и песка. Сквозь рев бури он расслышал, как эльфийка выкрикивает имя Бьяра.

Казалось, прошла вечность перед тем, как Мали появилась вновь, таща за собой мальчика, так же как тащила Торина. Она вывалила Бьяра на твердую землю и упала на колени рядом с ним, рванув за джелайю, крепко обмотавшуюся вокруг его горла. Несколько долгих секунд Бьяр лежал неподвижно, затем вдохнул — с долгим тихим хрипом — и закашлялся.

Мали одной рукой заколотила его по спине, а другой принялась стягивать низ своей джелайи с лица. Глубоко вдохнув запыленный воздух, она чихнула.

Тории подполз к ним.

Бьяр посмотрел на него такими красными от прилившей крови глазами, что Торин ощутил, как к горлу подступают слезы сочувствия.

Мали опять чихнула, а Бьяр захрипел. Воину эти звуки показались слишком громкими и опасными. Он знаками призвал их к молчанию, прикоснувшись к своей джелайе, но, стряхнув пальцами слежавшийся в ее складках песок, тоже едва подавил чиханье.

— Тихо! — Торин с трудом произнес это короткое слово — его ободранное песком горло саднило.

Мали послушно подобрала край джелайи и прикрыла ею рот и нос.

Бьяр перевернулся на бок и спрятал лицо в коленях женщины, стараясь приглушить кашель.

Торин потряс его, привлекая внимание:

— Кристалл?

Хрипя и кивая, мальчик стиснул складку в своих одеждах:

— Здесь. Со мной.

Торин поднялся на ноги, невзирая на острую боль в колене, и обнажил меч. Клинок вышел из ножен со скрежетом, который прозвучал неестественно громко во внезапно наступившей тишине. Из-за слез и пыли, попавшей в глаза, воин различал только смутные пятна зеленого и желто-коричневого.

Он с нетерпением ждал, пока зрение не прояснится, хотя знал, что ничего не найдет. Если бы существо все еще находилось поблизости, их бы уже не было в живых.

В том, что вскоре предстало взору Торина, нельзя было признать оазис Гелен, так он изменился. Воин стоял на гребне желто-зеленого цвета — это было все, что осталось от опаленной солнцем травы. Несколько пальм, растущих в оазисе, были почти погребены песком. Сама дюна исчезла — слилась в чашу, содержавшую жизненную силу оазиса, В водоеме не осталось воды, хотя песок, наполнивший его, все еще медленно двигался, набегая на берег, как будто что-то волновалось в его хранящих молчание глубинах.