Книга Право на безумие - Аякко Стамм

Этим летом в одном из крупных индустриальных и культурных центров Европы собирался форум частных владельцев коллекций живописи, скульптуры и антиквариата. Устроители не пожалели средств и для данных целей оборудовали огромный выставочный комплекс, вместивший экспозиции со всего мира. Русский зал по праву стал самым большим по площади и самым богатым по содержанию. Был приглашён и Пётр Андреевич Берзин. В два часа пополудни начнётся регистрация участников, а затем и торжественное открытие выставки. А пока есть время погулять, посмотреть местные достопримечательности, среди которых старое русское кладбище далеко не последнее.

Это был не просто кусочек далёкой России в центре благополучной, чистенькой, такой обстоятельной во всех отношениях Европы; погост хранил её историю, её дух, в какой-то степени её саму. Старые надгробья с полуистёршимися надписями, на которых кое-где ещё можно было разобрать известные, памятные и по сей день, русские фамилии, – тут покоились князья и графы, мужи государственные и военные, деятели культуры, композиторы, писатели… Смерть нечаянно застала их вдали от родины, и они нашли тут стараниями добрых соотечественников её небольшой кусочек для вечного упокоения. Отдельным кварталом расположились могилы воинов легендарной белой гвардии. Покинув отчизну вопреки своей воле, эти люди до конца дней не оставляли надежды на возвращение, которое осуществилось лишь для их праха в этой рукотворной искусственной России. Ровными рядами, будто в своём последнем парадном строю лежат их тела под полуразрушенными от времени деревянными крестами. В большинстве своём безымянными, – дожди и мокрые европейские снега не пощадили надгробных надписей, сделанных когда-то по дереву обычной краской… на более долговечные памятники у немного переживших их однополчан попросту не было средств.

Есть тут и современнее захоронения, совсем свежие, в большинстве своём потомков тех, чьи отцы и деды лежат здесь же, рядом. И именно они привлекли наиболее сильное, особое внимание Берзина. Конечно, частичка русской истории в виде полуистлевших крестов и отполированных ветрами каменных надгробий, а особенно сама атмосфера, ярко выраженная в православной архитектуре кладбища, весьма интересовала Петра Андреевича, что называется, грела ему сердце здесь, на чужбине. Но пришёл он сюда совсем не за этим.

Берзин искал могилу своего друга, два года назад неожиданно для всех исчезнувшего из России и объявившегося некоторое время спустя тут, в Европе… Среди мёртвых.

Оказавшись с такой чудесной оказией в здешних местах, Пётр Андреевич, конечно же, не отказал себе в удовольствии почтить память друга, отыскав и посетив его могилу. Она непременно должна быть где-то тут, среди православных, в таком милом сердцу хаосе русского погоста, в котором каждое захоронение индивидуально, как бы обособлено, явно… но все вместе они составляют единое целое, один организм, неразрывно связанный с неукротимым естеством дикой русской природы, которая сама знает, где чему и как расти. Не на правильном же, чистеньком протестантском кладбище, где всё выверено, единообразно, подчинено общей идее порядка и благоустроенности. Как и в жизни.

Кладбище было безлюдно и казалось заброшенным, может, ввиду раннего часа буднего дня, или же у этих прахов действительно не осталось деятельных потомков, привносящих в торжественную тишину смерти посильную толику живой памяти и любви. Вдруг где-то в глубине, на самой окраине погоста, где, как предположил Берзин, всё ещё осуществлялись редкие современные захоронения, мелькнули сквозь заросли кустов и деревьев фигуры… то ли людей, то ли оживших призраков, вставших из могил, чтобы в тишине и на безлюдье справить тризну… друг по другу. Пётр Андреевич не был суеверным и привидений не боялся, поэтому направился к этой искорке жизни в царстве мёртвых. Подойдя ближе, но не желая выдавать себя и своим присутствием мешать чьим-то планам, он остановился неподалёку в тени густого ясеня и стал наблюдать.

Возле одной из могил он увидел в траурных чёрных нарядах двух женщин, уже не молодых, но всё ещё весьма привлекательных: одна – невысокого роста блондинка держала в руках тоненькую церковную свечечку и что-то непрерывно шептала одними губами; другая – жгучая брюнетка ростом повыше и постройнее, с маленьким букетиком каких-то причудливых голубоглазых цветов. Обе стояли неподвижно, будто в церкви и плакали. Пётр Андреевич узнал обоих. Они свободно разместились по обе стороны от надгробья, не мешая друг другу, даже не разговаривая друг с другом, будто не замечая друг друга вообще. Не имея уже ничего общего, им нечего было делить… разве что эту могилу и право поплакать возле неё… Ну, как тут поделишь? Каждая была со своим и оставалась со своим, несмотря и вопреки.

Могила казалась ухоженной, не забытой. Всё было чистенько, уютно устроено – и для гостей мирного праха, и для самого покойного. На скромном, но со вкусом сработанном надгробье под восьмиконечным крестом лежала большая раскрытая книга с портретом на одной странице и выгравированной эпитафией в кавычках на другой: «Из всех способов жизни я выбрал Любовь. С ней я бессмертен…». И подпись внизу: «Аскольд Богатов». Далее стояли даты рождения и смерти.

Пётр Андреевич Берзин так и не решился нарушить идиллию этого триединого немого разговора. Постояв в тени ясеня ещё несколько минут, он вздохнул тяжко, перекрестился неумело… и отправился восвояси. Быть свидетелем, а тем более участником этого почётного караула ему не желалось, свой долг памяти он исполнил – отыскал, посетил… Всё, что мог… Что ещё?.. Да и много ли покойнику надо?

Напоследок, прежде чем совсем покинуть погост он решил заглянуть в домик смотрителя кладбища, а ввиду незначительной площади и специфики места попросту кладбищенского сторожа. Всё-таки долг долгом, а душа настойчиво требовала чего-то большего, чем простой визит… какого-то посильного участия что ли. Пётр Андреевич был человеком серьёзным и основательным, свой душевный покой берёг и не позволял никаким сомнениям, а уж тем более лишним беспокойствам одержать верх и завладеть собой. А поскольку вторичное посещение могилы друга им не планировалось вовсе, то представлялось необходимым рассчитаться с этим делом раз и навсегда… чтобы без последствий и душевных мук.

Домик смотрителя представлял собой небольшое, совсем маленькое строение в чисто немецком стиле, что казалось некоторым диссонансом с остальной кладбищенской архитектурой. Оно, впрочем, понятно, ведь сторож – лицо официальное, поставленное тут муниципалитетом города. Стало быть, и его «офис» должен соответствовать статусу… а других типовых проектов подобных сооружений у властей попросту не существовало. Пётр Андреевич постучал учтиво в неплотно прикрытую дверь и, не дожидаясь приглашения, вошёл.

– Darf ich eintritten? – бросил он в прохладный полумрак помещения.

После яркого утреннего солнца глаз не сразу смог разглядеть внутреннее убранство, но вскоре привык, приосмотрелся. Это была маленькая комнатка с крохотным предбанником, которая объединяла в своих четырёх стенах всё – и рабочий кабинет, и офис для приёма посетителей, и небольшую кухоньку, и даже спальню. Видно было, что здесь и жили, и работали, и коротали нехитрый досуг. За письменным столом у окошка, который, судя по всему, служил заодно и обеденным, и кухонным, сидел среднего роста человек в синей форменной спецодежде и набивал что-то на маленьком нетбуке. Из-за сильного контрового света, падающего сквозь запылённое, давно не мытое оконное стекло, разглядеть его черты было крайне затруднительно, но длинную густую бороду и всклокоченные, торчащие кустами в разные стороны волосы на голове Пётр Андреевич всё же заметил.