Книга Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - Любовь Виноградова

По воспоминаниям ветеранов, в полку «был траур», почти никто не ужинал.[552]Ее, несмотря ни на что, ждали, но Лиля не вернулась. На следующий день в полк приехал Сиднев, который, заикаясь, сказал кому-то из командиров звеньев: «Ккакие же вы мужчины, если одну девчонку не смогли уберечь!»[553]Горевала вся 8-я воздушная.

Через день, когда советские войска немного продвинулись, Саша Евдокимов с Меньковым отправились на поиски упавшего самолета, объездили весь район, где в тот день шли бои, — от Дмитриевки до Куйбышево, объехали все деревни и балки, но ничего не нашли. В прифронтовых поселках почти не осталось гражданских, военные «давали противоречивые разъяснения», да им, у самой линии фронта, в жестоких боях, было не до пропавшего самолета. И самолетов в те дни здесь упало очень много.

Через три недели, когда советские войска освободили Донбасс, полк перелетел на аэродром Макеевка, и Меньков с Евдокимовым снова ездили на поиски, и снова ничего не нашли.[554]Саша Евдокимов погиб при перелете на новый аэродром 25 августа: «прозевав воздух», был вместе с летчиком Бывшевым сбит над советской территорией парой «мессеров». Когда в полку узнали, что он выбросился с парашютом и парашют не раскрылся, его, такого молодого, красивого и хорошего парня, очень жалели, ведь это была «самая страшная смерть — ты летишь и все знаешь». После гибели Саши Евдокимова поисков больше вести не стали, занеся Лилю навечно в списки 73-го гвардейского истребительного полка. Посмертно ее наградили орденом Отечественной войны степени. О ее гибели написала «Комсомольская правда», где их с Катей так тепло принимали за четыре месяца до этого.

Все ждали, что Литвяк присвоят звание Героя, но получилось совсем по-другому.

Все изменилось месяца через полтора, когда вернулся из плена один из летчиков соседнего истребительного полка, заявивший, что видел Литвяк в плену.

Валя Краснощекова из девушек, когда-то улетевших под Сталинград в 8-ю воздушную, осталась одна: Лиля и Катя погибли, Плешивцева уехала. Валя попросила, чтобы ее отправили обратно в женский полк, но Запрягаев, новый командир 73-го полка, «хороший летчик (он был одним из знаменитой семерки Еремина), но командир никакой»,[555]в свойственной ему грубоватой манере малообразованного человека отказал ей, напомнив о том, что из своего женского полка она убежала.

Для Вали настали неприятные дни. Мучило не только одиночество, в сентябре ее начали вызывать на допросы в Особый отдел. Предметом допросов была Лилька. «Какая она была комсомолка? О чем она с вами говорила? Могла ли перейти на сторону немцев?» Валя возмущенно отвечала то, что думала: «Преданная комсомолка. Попасть в плен могла только тяжелораненой. На сторону немцев перейти никак не могла, смешно даже об этом думать». Вызывали и Менькова, но лишь раз. Вызывали, по одному, и летчиков. Сначала никто не мог понять, в чем дело.

Ползли и множились слухи, слишком уже благодатная была для них почва: бесследное исчезновение красивой девушки-летчицы. О Лиле Литвяк много сплетничали при жизни, не оставили в покое и теперь. Говорили, называя даже деревню, что местные рассказали, будто за линией фронта прямо на дорогу сел самолет. Из него вышла девушка-летчик маленького роста, с прямым носом и белокурыми волосами, которая уехала на машине с немцами.

Другие говорили, будто слышали, что Лилю немцы похоронили в Краматорске со всеми воинскими почестями. Будто бы целая процессия шла через город с оркестром, так как «фашисты для поддержания пошатнувшегося боевого духа своих войск» решили воспитывать их на примерах героизма «русгероев».

Шел и другой слух — будто кто-то видел немецкую листовку с ее фотографией: в листовке говорилось, что летчице Литвяк хорошо у немцев.

Постепенно распространилась информация о том, что все началось с рассказа бежавшего из плена летчика. Называли — вполголоса, так как официально, конечно, ничего не говорили — и его имя: Володя Лавриненков. В это не верилось: кто-кто, а Лавриненков, честный и смелый парень, не был похож на человека, способного оклеветать боевого товарища.

Сбивший 26 немецких самолетов Лавриненков, уже очень известный истребитель, автор статей о тактике воздушного боя, публиковавшихся с продолжением в газете «Красная звезда», Герой Советского Союза. Именно Хрюкин приказал ему в конце августа сбить «раму» — ненавидимый всеми немецкий самолет-разведчик «Фокке-Вульф–183».[556]Лавриненков взлетел выполнять задание гордый и взволнованный: за ним с земли наблюдало командование. Сбить «раму» никак не удавалось, она ловко уходила, и Лавриненков, помня уроки Шестакова о том, что стрелять надо наверняка, гнался за ней и стрелял. Что произошло, он точно не знал: то ли он попал и «рама» потеряла управление, то ли он не рассчитал скорость, но Лавриненков столкнулся с немецким самолетом, в результате чего пострадали и «рама», и «аэрокобра» Володи: «рама» начала падать, но и у самолета Лавриненкова отвалилось крыло (его биографы потом писали, что он намеренно таранил немецкий самолет, но сам летчик в своих воспоминаниях рассказал о происшедшем честно[557]). Выпрыгнув с парашютом, Лавриненков видел, что его несет за линию фронта, но ничего не смог сделать.

В плену он не стал скрывать, кто он, и с ним обращались хорошо, не били и не морили голодом, после первых допросов решили отправить в Германию: видимо, считали очень важным потенциальным источником информации. По дороге в Германию он вместе с товарищем по несчастью бежал из поезда, и они много дней шли назад к линии фронта, иногда, когда начинал сильно мучать голод, обращаясь за помощью к гражданским.

Линию фронта они не переходили: встретились с партизанским отрядом, в который их после проверки приняли. Вскоре отряд соединился с наступавшей Красной армией, и Лавриненков, в снятой с убитого немца шинели, вернулся в 8-ю воздушную. Его, видя радость Хрюкина от володиного возвращения, встретили с распростертыми объятиями, как настоящего героя, вернули награды и повысили в звании. Скоро он был в родном полку. Лавриненкову, если верить его воспоминаниям, очень повезло: даже после партизанского отряда ему могли не поверить, отправить в советский лагерь на проверку, а то и разоблачить в нем шпиона.

В воспоминаниях Лавриненков рассказывает, что полтора месяца после возвращения в полк ему не давали летать: проверял Особый отдел, который связался и с отрядом, где он партизанил. Лавриненкову пришлось исписать много страниц, давая подробные показания о своей истории. Сохранились ли эти показания? Будут ли они когда-либо преданы огласке? О чем спрашивал Лавриненкова Особый отдел и что Лавриненков рассказал по собственной инициативе? Разумеется, в его воспоминаниях и воспоминаниях о нем нет ни слова об истории с Литвяк.