Книга Бить или не бить? - Игорь Кон

Хотя телесные наказания детей стали в современном мире проблематичными, далеко не все страны и люди поддерживают их законодательный запрет. Внутри каждой страны по этим вопросам идет острая полемика. Нормативные установки и реальные родительские дисциплинарные практики людей сплошь и рядом не совпадают. Они различны не только у населения разных стран, но и в разных социально-экономических и культурных слоях одного и того же общества.

Темп соответствующих изменений зависит не только от степени модернизации каждого конкретного общества, но и от исторических особенностей его традиционной, прежде всего религиозной, культуры. Одними политическими и административными мерами эта инициатива осуществлена быть не может. Механическое копирование чужого опыта может вызвать отторжение и эффект бумеранга.

Любая частная форма дисциплины функционирует и имеет смысл лишь в рамках целостной системы социализации детей, структуры семьи, стиля родительства, которые не могут быть изменены по щучьему веленью. Против юридического запрета телесных наказаний выступают не только религиозные фундаменталисты, защитники авторитарной семьи, но и некоторые либералы, которые опасаются расширения вмешательства государства в частную жизнь. Кроме того, отказ от привычной практики телесных наказаний ставит перед обществом многочисленные новые социально-педагогические и психологические проблемы.

Главная разница между царской Россией и Европой в том, что касается телесных наказаний, коренится не в особенностях нормативной педагогики и способах воспитания детей, которые в то время везде были достаточно жесткими, а в положении взрослых. В крепостнической и деспотической России телесные наказания взрослых мужчин и женщин сохранились значительно дольше, чем в Европе, и были более жестокими и массовыми.

Начавшаяся в XVIII в. постепенная либерализация телесных наказаний имела характер сословных привилегий, которые на основную массу населения не распространялись. Это способствовало укреплению сословных различий, уже ослабевавших к тому времени в Европе.

Помимо юридически «законных» телесных наказаний крепостное право открывало неограниченные возможности для бытового насилия, которое символизировалось как наказание и тормозило формирование личностного самосознания и чувства собственного достоинства. Такое положение вещей отчасти сохранилось даже после отмены крепостного права вплоть до революции 1905 г., а то и позже. Отношение к телесным наказаниям в России второй половины XIX в. не менее важный социально-политический водораздел, чем отношение к крепостному праву.

Общество, которое допускает и оправдывает телесные наказания взрослых мужчин и женщин, по определению не может осуждать телесные наказания детей. Дети в нем еще более бесправны, чем их родители. Хотя в русском законодательстве XVIII в. появляются некоторые «возрастные» послабления, ни сословные привилегии, ни законодательное ограничение меры телесных наказаний не распространялись на детей автоматически. Церковный канон и народная педагогика считали строгие телесные наказания детей необходимыми и полезными. Такова же была и повседневная практика. Первые протесты против нее начинаются в XVIII в. со ссылками на Руссо и Локка.

Как и в Европе, первые сомнения в правомерности и эффективности телесных наказаний в России касались школы и лишь много лет спустя распространились на родительскую семью.

Судя по мемуарам и другим историческим источникам, телесные наказания в российских учебных заведениях конца XVIII – первой половины XIX в. были не менее, а возможно, даже более массовыми и жестокими, чем в аналогичных европейских учреждениях. Как и в Европе, легальный учительский произвол дополнялся и усугублялся полулегальным произволом соучеников. Частота и интенсивность телесных наказаний зависела от сословного происхождения и социально-экономического положения учащихся (самыми жестокими были церковные школы), типа и индивидуальных особенностей учебного заведения. Особенно жестокой и щедрой на расправу была эпоха Николая I. В отличие от Европы первой половины XIX г., в которой школы обладали достаточно широкой автономией, в России школьная дисциплина была непосредственной частью и продолжением дисциплины государственной, что делало ее еще более всеобъемлющей и жесткой.

Вопрос об отношении к телесным наказаниям в школе встал особенно остро и приобрел открытое политическое звучание накануне крестьянской реформы 1861 г. Либеральную позицию в этом вопросе, со ссылками на английский опыт (смягчение и строгая регламентация телесных наказаний), занимал Н. И. Пирогов, а радикальную (полный запрет телесных наказаний) – Н. А. Добролюбов. Правящая бюрократия никаких реформ проводить не желала, но в пореформенные годы была вынуждена на них пойти. Сначала при этом возобладала умеренно-либеральная стратегия, а в конце XIX в. гимназии и кадетские корпуса вовсе отказались от телесных наказаний. В сельских и отдаленных школах они сохранились вплоть до 1917 г.

Домашние «телесно-педагогические» практики во второй половине XIX – начале XX в. стали более социально дифференцированными, в зависимости от социального происхождения и уровня образования родителей. В рабоче-крестьянских и купеческих семьях телесное наказание продолжало считаться нормальным и применялось регулярно, но в дворянских и интеллигентских семьях оно постепенно становится скорее исключением, чем правилом. Многое зависело также от культурно-идеологических факторов (уровень религиозности). Восприятие и оценка этих практик самими детьми также дифференцируется.

Величайшую роль в деле гуманизации российского воспитания и в признании телесных наказаний детей морально неприемлемыми сыграла русская классическая литература (Толстой, Достоевский, Чехов, Гарин-Михайловский и др.).

Мальчиков в школе и дома телесно наказывали чаще и интенсивнее, чем девочек. Однако это впечатление может быть не вполне адекватным, потому что, в отличие от полнометражной ритуальной порки, эпизодические телесные наказания (щипки, удары и подзатыльники) зачастую не фиксируются и не обсуждаются.

Продолжая прогрессивные тенденции русской педагогики и литературы, Советский Союз запретил и признал недопустимыми телесные наказания в школе. Для советской педагогики эта позиция всегда оставалась принципиальной. Однако обеспечить реальный контроль за соблюдением этого запрета власть не могла, да и не хотела. Тоталитарный строй невозможен без телесного насилия над личностью, и принятие этого порядка закладывается уже в детстве.

Главными очагами и рассадниками телесных наказаний в советское время были «тотальные институты» типа исправительных и иных закрытых специальных учебных заведений, приютов и детских домов.

Семейное воспитание было дифференцированным и зависело главным образом от усмотрения родителей. Государственные органы вмешивались в родительские дисциплинарные практики лишь в тех случаях, когда последние казались «слишком жестокими», но масштабы и возможности такого вмешательства были ограниченны. В рабоче-крестьянских семьях телесные наказания детей, особенно мальчиков, считались нормальными и применялись достаточно широко. Соседи и родственники предпочитали ничего не замечать.

Начавшаяся в 1960-х годах постепенная либерализация советской жизни способствовала артикуляции более критического отношения к телесным наказаниям, отчетливо выраженного в сочинениях таких авторов, как С. Я. Долецкий, С. Л. Соловейчик и А. И. Приставкин, которые оказали заметное влияние на общественное сознание, особенно – городской интеллигенции.