Книга Суши для начинающих - Мэриан Кайз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жалко огорчать тебя, когда ты радуешься успеху, – продолжал он, – но у меня плохие новости.
Влюбился в Эшлин? И сейчас скажет ей об этом?!
– Сегодня утром Мерседес подала заявление об увольнении.
– Господи, с чего это она?
– Она уезжает из Ирландии.
«Вот дрянь», – злобно подумала Лиза. Недостало воспитания сказать вслух, что увольняется потому, что Лиза – очумевшая от власти истеричка, с которой дальше невозможно работать.
– Нашла себе работу в Нью-Йорке, – выдавил Джек. – Кажется, туда перевели ее мужа.
– В Нью-Йорке?! – Лиза тут же вспомнила, как в июне Мерседес летала в Нью-Йорк, и ее пронзила страшная мысль. – Ее новая работа случайно не в журнале «Манхэттен»?
– В каком журнале, не знаю, она не говорила.
– А где она сейчас? – процедила взбешенная Лиза.
– Ушла. У нее неделя неиспользованного отпуска перед увольнением.
Лиза спрятала лицо в ладонях.
– Можно, я поеду домой?
Она вызвала такси и через четверть часа, по-прежнему словно во сне, оказалась у собственной двери. Отперла дверь, с трудом попав ключом в скважину, вошла. Без нее принесли почту: на полу лежал большой коричневый конверт. Лиза рассеянно подняла его и вскрыла, на ходу сбросив туфли. Швырнула сумочку на кухонный стол, развернула плотный лист бумаги. И наконец начала читать текст.
Довольно было и беглого взгляда. Она сползла по стенке на пол, сложившись пополам, как перочинный ножик. Это был иск о разводе.
Клода открыла дверь своего дома и вздрогнула от пронзительного крика:
– Ах ты, тварь!
– Эшлин!
– Не ждала меня?
Она и в самом деле не ждала. Все мысли были только о Дилане, о том, что теперь он все знает, что он бросил ее. Где-то в дальнем углу сознания свербило, что надо поговорить с Эшлин, но думать об этом сейчас Клода была не в состоянии.
– Итак, подруга, – ворвалась Эшлин в кухню, – ты хоть вспоминала обо мне, когда трахала моего парня?
Клоде хотелось умереть. Как объяснить словами эти муки, этот стыд?
– Да, Эшлин, я думала о тебе, – робко пискнула она. – Мне было очень тяжко… Думаешь, только в мыльных операх случаются измены? В жизни тоже, просто получается так, и все.
– Но как же? Как ты могла так поступить со мною?
– Не знаю. Ты же с ним в то время совсем не виделась, и вы были неженаты, а мне было так плохо, тупик, и никакого выхода, думала, с ума сойду…
– Не пытайся меня разжалобить. Ни в чем отказу не знаешь, только птичьего молока не хватает, – отрезала Эшлин. – Зачем он тебе понадобился? Ведь у тебя все есть.
Клода не нашла ничего лучшего, как возразить:
– Иногда этого мало.
– И когда у вас с Маркусом началось?
– Когда ты поехала в Корк, – с натугой выговорила Клода. – Он сунул мне бумажку с телефоном…
– «Позвони муа!» – Удивление Клоды порадовало Эшлин. – Такие записочки от него в Дублине каждая вторая получила. Так он поэтому встретил меня на вокзале, когда я вернулась от родителей?
– Может, виноватым себя чувствовал, – пожала плечами Клода.
– А потом что?
– Потом, в понедельник, зашел ко мне. Ничего не было. Просто пили чай, а когда уходил, вымыл за собой чашку. Вроде мелочь, а…
– И сказал: «Мама меня хорошо воспитала», – нараспев протянула Эшлин. – Да, меня он тоже этим зацепил.
– Он меня любит, – обиженно надулась Клода. «Наверное», – молча согласилась Эшлин, отмечая, как злоба пасует перед невыносимой болью.
– А потом?
– Потом он пригласил меня в кафе…
– А дальше что?
– А назавтра… опять зашел в гости.
– И уже не только мыл за собой чашку?
Этого не может быть. Я брежу. У меня галлюцинации. Пряча глаза, Клода послушно кивнула.
– Вот не подумала бы, что он в твоем вкусе, – съязвила Эшлин.
– Да и я бы не подумала, что в твоем, – ответила Клода. – Но мне он понравился с самого первого раза, когда мы увидели его на том вечере в клубе. Я не хотела, просто ничего не могла с собой поделать.
– А Дилан как же? Клода повесила голову.
– Не знаю, совсем не знаю… Послушай, я предала тебя, предала нашу дружбу, и это должно быть больней, чем конец твоего… романа.
– На этот раз ты ошиблась, – недобро усмехнулась Эшлин. – Потерять парня мне гораздо тяжелее.
Клода вгляделась в ее бледное злое лицо и испуганно сказала:
– Я тебя такой никогда еще не видела.
– Какой? Злой? Между прочим, давно бы мне так…
– Ты о чем?
– Ты ведь уже так не первый раз делаешь, – негромко заметила Эшлин. – Дилан сначала был со мной.
– Да, но… он ведь в меня влюбился.
– Ты его увела.
– Допустим, а ты почему до сих пор молчала? – вдруг вскипела Клода. – Вечно жертву из себя строишь.
– Так, значит, я виновата? – неприязненно хмыкнула Эшлин. – Знаешь, давай уточним сразу: за Дилана я тебя простила, а за это не прощу никогда! Никогда!
«Ах ты, черт, – осенило ее, – да у меня, кажется, нервный срыв!»
Она окинула взглядом постель, на которой валялась. Давно готовое к приему ванны тело безвольно простерто на давно готовой к замене простыне. Одеяло усеяно мокрыми комочками бумажных носовых платков. На комоде покрывается пылью нетронутый стратегический запас шоколада. По полу раскиданы непрочитанные журналы, на которые ей так и не хватило внимания. Телевизор в углу, точно напротив кровати, бесстрастно бубнит дневные новости. Да уж, нервный срыв как он есть.
Но все-таки что-то было не так. Что же?
И вдруг она поняла.
Она думала, что это будет не так больно…
Клоде казалось, что она разваливается на части, рассыпается, как карточный домик. Однако пришлось встать, одеться и забрать Молли из прогулочной группы. Вернувшись домой, она снова забралась в постель и сделала попытку досмотреть прерванный сон, но Молли приспичило, чтобы ей подогрели лапшу в микроволновке. И Клоде пришлось вылезать из-под одеяла.
Впрочем, никакого удовольствия от валяния она, к своему великому удивлению, все равно не получила. В детстве, глядя на маму Эшлин, днями не встававшую с постели, Клода всегда думала, как это здорово, махнуть на все рукой и бездельничать. На практике лежать без сил и желания чем-либо заниматься, тихо ненавидя себя и не понимая, что происходит, оказалось вполовину не так приятно, как она предполагала.