Книга Волчье правило - Олекса Белобров

– Харап! Заканчиваем этот базар! – подтвердил Александр.

– Правильно! – улыбнулся полковник. – А вот «лифчик», Шекор, – ткнул он пальцем в Сашкину грудь, – на время переговоров сними, пусть полежит на броне. А теперь – «Фас!». Да поможет нам – кому Бог, а кому – Аллах! – удивил замполита роты старший офицер-политработник.

Залезши на БМП, Александр уточнил заранее поставленную задачу. Уазик поехал впереди, боевая машина пехоты рванула следом. Проехали «казацкую могилу», аналог высоты «Кранты». Зверобой показал автоматом на нее, Александр утвердительно кивнул. Проехали еще немного, приблизились к довольно высокому дувалу – метра два-два с половиной.

За дувалом возвышался крепкий дом, больше схожий на форт, чем на мирное жилище. Возле ворот стояли два пикапа «тойота», забитые под самую завязку бородатыми пуштунами, по самые ноздри обвешанными оружием. Увидев «духов», бойцы занервничали – клацнули предохранители на оружии, пушка бронированной машины уперлась прямой наводкой в ворота.

– Это – лашкар, – объяснил Чабаненко. – Иначе говоря, племенное ополчение господина Кушима, попросту – миролюбивые жители Сапамхейля!

– Предупреждать надо! – пробормотал Хантер, вытирая нервный пот, выступивший на лбу.

– Ничего, вам это полезно! – улыбнулся майор. – Пошли! Он первым спрыгнул на землю. Перекрестившись, старший лейтенант, прихватив автомат с радиостанцией, соскочил следом. Александр решил держаться независимо, задиристо и нахально, раз пошла такая слава про Шекор-турана.

И он, глядя поверх голов, спесиво велел бойцам возвращаться на курган. Крутнувшись на месте, Арсентьев дал газу и БМП резко пошла вверх. Уазик остался у ворот. А перед ними переминался с ноги на ногу высокий пуштун в блестящей чалме, с ухоженной седой бородой.

Это и был брат губернатора провинции Нангархар, рафик Кушим. Встречая гостей перед воротами, он выказывал им большое уважение. Оба рафика – Давлет и Кушим – обнялись и расцеловались, так же встретил хозяин и Тайфуна. Почему происходило именно так – Шекор-туран понять не смог: или местный этикет так требует, или они давние друзья? С хадовцами и Александром хозяин поздоровался с особым почтением, охватывая протянутую ему ладонь двумя руками. С Навалем обменялся не очень вежливым рукопожатием – одной рукой, глядя сквозь него.

– Восток – дело тонкое! – вновь убедился Искандер. – А Афган – еще тоньше…

Процессия зашла в просторный двор, по периметру засаженный фруктовыми деревьями и виноградом. Приблизились ко входу в дом, возле которого стоял огромный медный таз, начищенный до такого блеска, что можно было рассмотреть свое отображение. Каждый из гостей снимал с плеча автомат, ставил его возле стены, шел к тазу, мыл руки, снимал обувь и входил в здание.

Рядом с автоматами гостей застыл истуканом крепкий молодой пуштун, чем-то неуловимо похожий на «комсомольца», который недавно едва не подстрелил Хантера на берегу Вари-Руд. Не притрагиваясь к чужому оружию, рядами выстроившееся вдоль стены, охранник Кушима символизировал стойкость местных традиций: гость – персона неприкосновенная, но и он не может заходить в гостеприимное жилище с огнестрельным оружием!

Почему все происходило именно в такой последовательности – сначала положить оружие, помыть руки, а лишь потом – снять обувь – Петренко не понял. Лично он сначала снял бы обувь, а уже потом помыл руки. Однако, как известно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят…

Положив оружие и выполнив другие условности, Шекор-туран зашел в дом. Не было заметно кондиционеров или вентиляторов, но прохлада ощутимо подступила к телу – толстые глинобитные стены служили надежным теплоизоляционным материалом. В архитектуре дома угадывались отпечатки колониального влияния: обычные афганские дома не имели веранд или террас, сие веяние привнесли из-за океана подданные королевы Елизаветы в конце девятнадцатого – начале двадцатого столетия (за что хорошенько получили по морде, во время трех неудачных экспедиций, – язвительно отметил Искандер).

Вышли на террасу, где было все подготовлено к приему высокочтимых гостей – на полу расстелен непревзойденной красоты персидский ковер ручной работы, разбросаны в идеальном беспорядке яркие подушки, посредине стоял богато инкрустированный невысокий столик из красного дерева, на котором выделялся огромный фарфоровый чайник, курился кальян, притягивали глаз блюда с выпечкой и фруктами.

Прибывшие перешли в соседнюю комнату, где сняли с себя халаты, потом принялись шумно рассаживаться за столиком. Шекор-туран, пользуясь всеобщей неразберихой, поставил возле себя радиостанцию, настроенную на волну, прослушиваемую Зверобоем и пеленгаторщиками. Включив рацию, старлей примотал тангенту изолентой, положив так, чтоб микрофон был открыт.

Застольные разговоры касались проблем погоды, урожая, окота овец и коз, цен на мясо и зерно на внутреннем афганском и пакистанском рынках…

Хантер осматривался. На стене красовалась уникальная коллекция огнестрельного и холодного оружия, которую (судя по заржавевшим клинкам), начали собирать, вероятно, еще во времена Газневидов. Чего только здесь не было! – старинные кремневые мультуки, фитильные ружья, «буры» неудачных английских экспедиций, легендарная российская трехлинейка в четырех вариантах: снайперском, пехотном, казачьем и драгунском. Рядом разместились образцы современного стрелкового оружия, разнообразные клинки домонгольского, монгольского и более поздних периодов, револьверы и пистолеты разнообразнейших систем!

У Хантера, с младых ногтей поведенного на всяческом оружии и хорошо в нем разбирающегося, от увиденного потекли слюнки, разгорелись глаза. Вместе с тем заметил: происходящее на террасе прекрасно видно с «казацкой могилы», где находилась его бээмпэшка. Снайпера старлей сначала не рассмотрел и, лишь до боли напрягая контуженые глаза, смог заметить какой-то «левый» валунчик в десятке метров от бронированной машины… Во дворе раздался крик на пушту, послышался шум дизельного двигателя.

– Мулла приехал, – сообщил как ни в чем не бывало майор Чабаненко.

Хозяин снова вышел за ворота – встречать гостя. Александр вновь увидел ритуальную сцену встречи: Кушим с Сайфулем обнимались-целовались, как близкие родственники, хотя Петренко знал о жестких разногласиях, существующих между хейлями обоих пуштунских авторитетов. Но традиции есть традиции. Этикет, предписанный Пуштунвалой (неписаным кодексом законов, обычаев и правил пуштунов), выдерживался строго.

На Сайфуле был дорогой черный халат, вышитый золотыми и серебряными нитями, завитыми в чудные узоры: очевидно, он надевал его по праздникам или на деловые встречи. Сам мулла до боли напоминал Абдуллу из «Белого солнца пустыни» – коренастый, сильный, с волевым подбородком, в красивой богатой черной чалме…

Выполнив все процедуры, которые предписывал регламент (оружие – руки – обувь), Сайфуль зашел в соседнюю комнату и, сняв халат, появился на террасе. Одет он был великолепно – мастерски пошитый из дорогих индийских тканей пуштунский национальный костюм (шальвар-камиз) переливался всеми оттенками зеленого цвета. На поясе висел клинок в инкрустированных серебром ножнах.