Книга Зимняя мантия - Элизабет Чедвик (Англия)

– Кому-то еще неясно, чьим приказам следовать? – спросил он. Сердце у него бешено колотилось, стали накатывать приступы тошноты. Он снова взял себя в руки, понимая, что он должен подчинить их словами и силой взгляда. Сразиться с кем-либо еще у него не было сил.

– Прекрасно, – выдохнул он. – Значит, договорились. Освободите этих людей и возвращайтесь в Жизор. И не вздумайте притворяться невинными перед Хью Лупусом. Ему хорошо известна репутация де Сериньи.

Люди де Сериньи, мрачные, насупленные, но не рискующие ослушаться, сделали так, как велел Симон. Помощник командира неохотно перерезал путы, связывавшие пленников. Тело бесчувственного де Сериньи перекинули через седло, как мешок с овсом. Симон вытащил крест из седельной сумки и похромал в оскверненную церковь. Повреждения были незначительными. Открыты все дверцы, растоптаны свечи. У статуи Богоматери снесена голова. Виднелись следы борьбы, на сосуде со святой водой – волосы и пятна крови.

Симон положил крест на престол и опустился на колени. Склонил голову в молитве и просьбе о прощении, потом поднялся.

Снаружи раздались топот копыт и крики. Проклиная свою ногу, Симон поспешил к выходу.

Солдат, которого Симон недавно отослал, вернулся. Он был напуган. Пытаясь удержать лошздь, он повернулся к Симону.

– Французы! – заорал он. – Здесь французы, милорд! Я только что наткнулся на их патруль на дороге.

Времени не осталось. Уже слышался топот копыт лошадей французов, и Симон очень хорошо представлял себе, как они отнесутся к этому разбою в деревне. Наверняка не с милой улыбкой.

– Черт, ты же верхом! Разворачивайся и мчись в Жизор! Остальные – ко мне, и поторопитесь!

– Говорю еще раз: вам не следует ехать, – раздраженно повторил Хью Лупус. – Слишком опасно для женщины.

Матильда упрямо взглянула на него, сразу так напомнив своего великого дядю, Завоевателя, что Хыо едва не покатился со смеху.

– Вы уже ясно высказались по этому поводу, милорд, – резко возразила она. – Кстати, вы вполне могли остановить меня, приставив охрану, если бы на самом деле этого хотели.

Хью Лупус усмехнулся.

– Чтобы вы связывали простыни и спускались из окна? Нет, миледи. Пусть ваш муж сам с вами разбирается, как сочтет нужным. У меня нет ни малейшего желания возиться с мегерой. – Он и в самом деле не хотел. Жена его была, по его мнению, идеалом: послушная, сдержанная, но одновременно прекрасная хозяйка дома. Его любовницы всегда были привлекательными, легкомысленными и острыми на язык. Матильда Нортгемптонская сочетала в себе все эти качества, причем отличалась твердым характером, в чем ему пришлось убедиться. Он даже подумывал, а не приволокнуться ли за ней, пока она переживает неверность мужа. Ее можно убедить, что долг платежом красен. Но он дорожил дружбой с Симоном и решил не рисковать. Еще он не хотел, чтобы клинки в ее глазах превратились в клинок в ее руке.

– Я не мегера, – Она подняла подбородок.

Хью Лупус фыркнул.

– Так и ваша бабка Аделаида говорила, – ответил он, – но я ей никогда не верил. Женщины в вашем доме всегда вызывали у меня страх. – Он взглянул на нее. – Но я все равно не понимаю, откуда у вас такое страстное желание подвергнуть себя опасности, миледи. Ваше присутствие здесь ничего не меняет, вот только мне придется оставить людей для вашей охраны.

– Это мой долг, – сурово произнесла она. Он взглянул на упрямый подбородок, полные губы, сейчас поджатые, и увидел решимость в глазах.

– Какой еще долг, – не понял он. – Если бы думали о долге, то сидели бы сейчас дома с иголкой в руках. Не знай я так хорошо вашу мать – я бы решил, что она не сумела вас воспитать.

Она опалила его таким взглядом, что он испугался за свои брови.

– Мое воспитание мать не интересовало, – отрезала она. – Она сидела дома с иголкой, а отец уехал и встретил свою смерть. Я осталась дома, как послушная жена, когда мой муж уехал на священную войну. Я осталась дома, нянчилась с детьми и заботилась о наших владениях, а он тем временем завел себе другую женщину и заимел незаконнорожденного ребенка. Долг долгу рознь, милорд. И не учите меня, как мне следует поступать.

– Я могу лишь добавить, что вы настоящая дочь своей матери, – сердито пояснил Хью Лупус– Ни один мужчина не стал бы добровольно с ней связываться, если не считать вашего отца, – и посмотрите, к чему это его привело.

Матильда побелела. На мгновение ей даже показалось, что она вот-вот прибегнет к испытанному женскому оружию – слезам. Но ей удалось взять себя в руки.

– Это недостойно вас, милорд, – парировала она.

Честер фыркнул.

– Все знают: я говорю правду в глаза, – заявил он. – Галантность не мой конек. – Он поднял голову и, прищурившись, посмотрел на разведчика, который возвращался, пришпоривая лошадь.

– Милорд, умоляю, поторопитесь! – крикнул он. – Лорд Симон забаррикадировался в церкви, но французы уже туда ворвались!

– Черт бы вас всех побрал! – выругался Хью Лупус и повернулся к Матильде. – У меня нет времени прохлаждаться или защищать вас. Держитесь с обозом, пока я не отдам другие распоряжения. Вы не можете сражаться, но ваша помощь понадобится потом, когда появятся раненые!

Он пришпорил коня и скрылся в облаке пыли.

– Лучше сделайте так, как он сказал, миледи, – попросил рыцарь, отвечающий за обоз, и ухватил лошадь Матильды под уздцы на случай, если она не послушается его совета. – Если будет сражение, никому не захочется, чтобы женщина мешала размахнуться мечом.

– Нет, но каждому захочется, чтобы промыли их раны и согрели постель, когда все закончится, – огрызнулась она. – Я графиня по рождению, но далеко не слабый цветок. – Она гордо взглянула на него. – Мой дед был датским викингом, который однажды в одиночку уложил белого медведя. Я себе цену знаю. – Она махнула рукой, приказывая ему отпустить коня.

Он неохотно повиновался, но поехал рядом, чтобы можно было снова удержать ее, если ей вздумается сбежать. Матильда с трудом подавляла беспокойство. Даже если она ринется вслед за Хью Лупусом и окажется в гуще битвы, она ничего не сможет сделать, только, как правильно сказал молодой солдат, помешает.

После того, что они узнали, она разрывалась между жутким страхом за жизнь Симона и злостью на него за то, что он поставил ее в такое положение. Другая женщина. Маленький ребенок. Та сторона его жизни, которую он от нее прятал и о которой она только отдаленно догадывалась. Она прошла суровую школу, и внешне ей удавалось сохранять спокойствие, но, как у любой, даже самой лучшей стали, существует предел, после которого она ломается, – так и она сейчас была на грани.

– Далеко еще до поля битвы? – спросила она.

– Около мили, миледи, – пояснил рыцарь, все еще с недоверием на нее поглядывая. – Вон за тем лесистым холмом.