Книга Рыцари моря - Сергей Михайлович Зайцев

– В уме ли ты, старик!…

А человек тот, не услышав его слов, уже уходил. Мелкие камешки скрипели под ногами. И ему, Месяцу, говорил ли только что старик о море, о женщине? Не прозвучали ли это его собственные мысли?.. Месяц попытался подняться, но ему никак не удавалось высвободить руки – они, словно в сетях, запутались в вантах – ванты же прочно крепились к большому обломку мачты. Увидев эти останки, Месяц припомнил, где он и что с ним произошло; и он подумал, что у него было все и вот не стало ничего; но он ошибался: совсем ничего – это темный глухой чулан, а у него была жизнь – и уже только поэтому он был вправе отнести себя к богачам.

Старик вернулся и ножом разрезал веревки; к лезвию ножа также присохли чешуйки. Месяц поднялся на ноги. Оглянувшись на море, как будто все еще надеясь увидеть там свой корабль, он побрел за стариком. Пока они шли по берегу, им встретилось множество людей – и стар, и млад. Люди вылавливали из моря все, что могло представлять для них хоть какую-нибудь ценность и что можно было бы приспособить в хозяйстве. Сгущались сумерки, а работе этих людей не видно было конца. Клочок ткани, весло, пустой бочонок, мешок с подмоченной мукой, деревянная чашка, шляпа – все это были удачные находки. Рады же были и обломку доски. А уж медный гвоздь – означал настоящий праздник. Люди кланялись морю, люди благодарили море за его щедрость. Море было для них всем: и нивой, и дорогой, и другом, и врагом, и слугой, и господином, и кормильцем, и похитителем кормильцев, и колыбелью, и могилой. А еще море было для этих людей божеством. Месяц не знал, чем море было для него – дорогой к свободе, дорогой к Ульрике, полем битвы, кладбищем друзей? Это было вчера и сегодня. А завтра… Месяц устал, он вернулся издалека, слишком издалека, и не думал про завтра.

Месяц прожил в рыбацком поселке три дня – время, понадобившееся для того, чтобы окончательно прийти в себя. Большей частью он сидел на берегу и подолгу глядел в пустое море. Он поражался тому, какую резкую грань провел взрыв «Юстуса» через его жизнь. Все, что было до взрыва, было очень давно и далеко, а то, что предстояло, казалось пустым и блеклым, не имеющим никакого смысла. Месяц пережил свою смерть. И ему думалось, что вместе с ней он пережил свой смысл, ибо смерть на «Юстусе», смерть вместе со всеми виделась ему наполненной высшим смыслом, утверждением всех его дел и стремлений. Но Господу было угодно еще раз даровать ему жизнь, это вселяло надежду: если Господу угодно, значит, не все еще Месяц совершил на земле, значит, впереди у него не серая пустота, значит, следует готовиться к новым испытаниям.

Рыбакам эти три дня принесли немалый улов. И кроме рыбы, им в сети попалась прекрасная нимфа, крашеная под серебро, – галыонная фигура с «Сабины». Рыбакам так понравилась эта красавица-баба, что они, подняв ее на борт, уже ни за что не хотели расставаться с ней. Более того, они усмотрели в этой кукле некую схожесть с Марией Магдалиной и надумали поместить ее у себя в церкви. Они были добродушные простые люди – эти эзельские рыбаки!… Кабы знала меретрикула Сабина, бежавшая от Гаука в Гамбург, – где обрел почитание и поклонников ее прекрасный лик, тогда, быть может, она крепче задумалась бы над своим образом жизни и над своей душой, и раскаялась бы, и оставила путь порока, как некогда оставила его сама Магдалина. Но могла ли Сабина знать о той находке рыбаков, могла ли она знать что-нибудь об их церкви? И даже об острове Эзель слышала ли она когда-нибудь?

Месяцу не было чем расплатиться со старым рыбаком, приютившим его. И он сказал рыбаку об этом и предложил сделать ему какую-нибудь работу. Но рыбак ответил отказом: он был уже так стар и довольствовался столь немногим, что того скромного имущества и снеди, какие имел в своей лачуге, было ему вполне достаточно до конца его дней; всякому скарбу, яствам и рухляди он предпочитал добрую память о себе и просил Месяца не забывать его и поминать хотя бы изредка как честного христианина. На этом и расстались.

… Милях в пятнадцати от того поселка командой когга еще в прошлом году был устроен клад. Вот к нему-то и направился Месяц на четвертый день после своего счастливого спасения. Здесь следует сказать, что вообще «Юстус» за короткое время своих героических действий и скитаний оставил на Восточном море немало кладов. Это были: островные клады – на Эзеле, на Борнхольме, в меловом склоне Рюгена, – а также береговые – под Любеком, под Нарвой, в болотистой земле Ингерманландии и еще в нескольких милях западнее Штрандендорфа. Каждого из этих кладов с лихвой хватило бы на покупку такого корабля, как «Юстус», и на вооружение к нему, и на команду. А если не на это, так на безбедную жизнь до глубокой старости. И Месяц подумал, что в жизни его настало именно такое черное время, а обстоятельства его сложились таким образом, когда любому на его месте надлежало воспользоваться ближайшим кладом. Так Месяц и поступил. Пятнадцать миль пути он возносил в молитвах свою погибшую команду, каждого называя по имени и над каждым скорбя, и еще он просил Богородицу, покровительницу его судьбы, позаботиться об убиенных – пусть они немного грешники, но подвиги, какие они совершали, святы. И отшагал он этот путь с мыслью о том, что уж если смерть миновала его у этих берегов, то во второй раз не скоро придет за ним, и жизни ему отпущено немало, и весь оставшийся ему срок он должен посвятить добродетели – добродетели за тридцать человек команды. И пришел он в потайное место, и раздвинул помеченные заросли можжевельника, и обнаружил там… заступ в пустой яме… Этого Месяц никак не ожидал. Он еще раз проверил приметы и убедился, что ошибки быть не могло, клад «Юстуса» похищен. Тогда он сел на краю ямы и рассудил так: может, не случайный человек откопал клад, может, еще кто-нибудь из команды корабля остался жив, подобно ему самому, и пришел сюда чуть раньше?.. Это было похоже на правду, ибо не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы отличить свежевырытую яму от давнишней. Клад был взят вчера-позавчера. Но кем же? Кто еще остался жив? Разрешить эту загадку Месяцу не удалось, так как, кроме заступа и ямы, он не нашел здесь никаких других следов.

Так, с пустыми руками, плохо одетый и мучимый голодом, Месяц направился в Аренсбург, где он мог получить помощь от человека, имя которого ему назвал капитан Карстен Роде. Человек тот – кузнец Райнер Шмидт, по словам российского капера, мог и дать приют, и ссудить деньгами, и указать место пребывания российского флота. Однако Месяц плохо представлял себе, как он докажет тому Шмидту свои права на помощь от него, ведь свидетельство, выданное Карстеном Роде команде «Юстуса» и спрятанное в самшитовом ларце, давно уже покоилось на дне морском, ибо самшит настолько тверд и тяжел, что все, сделанное из него, тонет в воде, подобно железу. Как бы то ни было, но Месяц решил попытать счастья, тем более, что ничего лучшего придумать не смог. По его разумению, человек, искушенный в общении с людьми, каковым наверняка и являлся тот кузнец, всегда сумеет увидеть – который из людей живет головой и сердцем, который завидущими глазами, а который ненасытным желудком, – и никакие свидетельства такому человеку не нужны.

До Аренсбурга Месяц шел два дня. За время пути он дважды заработал себе на хлеб: в первый день он потрудился на крестьянском поле, а во второй день – на огороде коменданта какого-то замка, датчанина. В обоих случаях, дабы его не приняли за какого-нибудь мазура или шишимору[43], каких немало ходило в те годы по городам и селам и дурачило народ, Месяц выдавал себя за немецкого шкипера, спасшегося при кораблекрушении, – спасшегося для того только, чтобы затем терпеть бедствие на берегу; по примеру многих немцев Месяц принял латинское имя и отныне назывался лишь Иоханнесом Ультимусом; имя сие означало, что он последний – последний из команды погибшего корабля.