Книга Ледяной смех - Павел Северный

Первые лучи солнца раскидывали позолоту на снега и льды, и все начинало искриться блестками, лаская глаза.

Настенька запела о летящей над озером чайке. К ней присоединился Пигулевский. Попробовала петь и Певцова, но тотчас смолкла, закашлявшись. Муравьев, на удивление всем, соскочив, согреваясь, бежал, но скоро, задохнувшись, вновь упал на сани ничком, залившись смехом.

— А ведь, братцы, мы, ей-богу, выжили! И посмотрите какая вокруг красота. Будто мы ничего не пережили. Будто нам все приснилось. Настенька, Ириша, кричите ура. Мы же выжили. Понимаете ли вы чудесное звучание этого слова. Вадим, подай голос, — кричал Пигулевский.

— Я счастлив. Счастье любит тишину. Я жив благодаря вам. Я счастлив! Слышите, счастлив!

Муравьев кричал, и эхо, повторяя крик, уносило его отголоски вдаль. Но неожиданно все четверо разом похолодели, услышав заливчатый смех, заботливо повторяемый эхом.

— Слышите? — спросила Певцова. — Совсем близко!

Пигулевский остановил лошадь. Смех продолжался. Неведомый смеялся громко и с удовольствием. Холодно становилось от этого смеха, напоминавшего ночной треск льда. Раздались выстрелы. Пигулевский и Певцова зажали в руках оружие. Слушали смех. Вдали показались два всадника. Все понимали, что всадники скакали к саням. Муравьев стоял с винтовкой наперевес. Всадники, подъехав, остановились.

Один из них, улыбаясь, сказал:

— С добрым утречком, господа! Правей путь держите. Сторожитесь, потому на озере умалишенные. Сейчас одного кокнули.

— С кем ночью бой был? — спросил Пигулевский.

Всадники засмеялись:

— С собственным страхом. Своих гробили. С перепугу всем партизаны мерещатся. Буран беда что со льдами творил. Множество людей прикончил. Так правей воротите. Не опасайтесь, красных нет.

— Кого ищете? — спросила Настенька.

— Приказано умалишенных кончать. По озеру много их плутает. Счастливого пути.

Всадники ускакали по звенящему льду.

— Господи, как все ужасно. Убивают несчастных по приказу, чтобы не пугали заблудившихся. Господи, неужели так возможно в жизни.

А смех все доносился и доносился услужливым утренним эхом. Встреча с всадниками напомнила о кошмаре прожитой ночи, все радостное в четырех душах смолкло, и снова хотелось только молчать, коченея от холода.

Реальные следы людской трагедии на льду Байкала начались сразу за грядой торосов, которые в разломах льда мороз успел сызнова спаять воедино. Торосы дыбились самыми причудливыми формами. Здесь, видимо, было больше всего разломов ледяного покрова.

Настенька первая увидела вмерзших в лед людей и лошадь. Вскрикнув от испуга, она нарушила общее оцепенение. Пигулевский с Певцовой побежали к несчастным. Певцова от увиденного прикрыла лицо руками. Погибших было трое. Льды в разломе раздавили лошадь и людей в санях. Лица взрослых не видны. Только лицо девочки с русой косой было фарфоровым с голубыми глазами, левый лопнул от мороза.

Объезжая преграждавшие путь торосы, слушали доносившийся смех. Всюду были памятки о пережитой людьми трагедии. Встречались трупы, распростертые по льду, как кресты. Это падали выбившиеся из сил и замерзали. Встречались мертвые в группах, напоминавших своим видом о том, что люди, стараясь спасти жизнь, сохранить в себе тепло, сжимались в комки.

Вновь заставила остановиться наполовину сгоревшая ковровая кошева. Она еще дымилась. Ее жгли, чтобы согреть в себе жизнь, седоки. Людей возле нее не было, но валялись раскрытые чемоданы с разворошенным добром и окованные железом сундуки.

Совсем неподалеку от кошевы в торосах уснули вечным сном два солдата в обнимку.

Попадались бродившие по льду лошади с пустыми санями, растерявшие по разным причинам в ночной темноте своих седоков.

* * *

Бежит солнечное время, бежит лошадь с четырьмя путниками. Торосы перемежаются с ледяными сугробными просторами.

Смолкает и вновь начинает звучать охотно разносимый эхом неведомый смех, скребущий своей тайной сознания путников. Их мучит назойливый вопрос, кто и над чем смеется в солнечном величии, нарушая тишину ледяного и снежного безмолвия.

Лошадь бежит теперь весело. Похрустывает лед под ее копытами. Тень от нее и путников в санях, утягиваясь в сторону, ломает линии очертаний на волнистых сугробах.

Но вдруг лошадь шарахнулась в сторону. Из-за кошевы с лежащими около нее мертвыми людьми и лошадьми выбежал, заливаясь смехом, бородатый мужчина в длиннополой черной шубе с винтовкой в руках.

Увидев путников, он, подпрыгивая, не переставая смеяться, начал кружить около кошевы, но неожиданно кинулся за санями с путниками, стреляя из винтовки.

Пигулевский выстрелил в воздух, но незнакомец продолжал, стреляя, бежать за санями. Неожиданно лошадь, осев на задние ноги, упала и по инерции от разбега ползла по чистому льду.

Прыгающий и смеющийся человек бежал за санями. Настенька, в ужасе прижавшись к Муравьеву, прикрывала его от подбегавшего к саням безумца. Он был всего в нескольких саженях, когда в него выстрелила Певцова.

Бежавший, как будто споткнувшись, продолжая смеяться, вскинул руки, выронил винтовку, упал на лед и, вскрикнув, замер.

Через минуту, придя в себя от пережитого, путники молча стояли около своей убитой лошади, позабыв, что в нескольких шагах от них лежал только что убитый человек.

4

Минули два дня.

Над Байкалом опять метель со снегопадом, но ветер без вытья. Снег идет густо.

На скалистом берегу озера совсем рядом со станцией Танхой Кругобайкальской железной дороги нашло место селение рыбаков.

Над Байкалом непогода, а в избе рыбачки уютно четырем путникам от радушия седовласой хозяйки, от тепла по-жаркому истопленной русской печи.

Бревна в избе серые, с блеском, в глубоких трещинах, будто не из дерева, а из старинного серебра. Байкальские ветры по-особому сушат дерево, заставляя его петь даже от ударов по нему дождевых капель. В переднем углу икона, позеленевший медный складень, но лампадки перед ней нет.

В простенке между узкими окнами ходики с гирьками на цепочках однотонно отстукивают секунды. Их стрелки на пути к полуденному часу.

Пол в половиках из цветных лоскутов.

У порога, свернувшись кленделем по погоде, лежит рыжая, остроухая лайка, уже привыкшая к нежданным квартирантам.

Хозяйка ушла помочь по хозяйству недавней роженице. Настенька Кокшарова на печи под стеганым одеялом. Она жестоко простудилась, надрывно кашляет, высокая температура доводит ее до бреда. Руки заботливой хозяйки натерли ее скипидаром с рыбьим жиром, напоили горьким отваром из каких-то дурманно пахнущих трав.

Муравьев лежит на лавке, подложив под голову руки. У него на помороженных щеках бурые пятна.