Книга Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон

— Я помню времена, когда здесь работали свыше двадцати тысяч человек, — говорил мистер Смит. — Теперь практически никого не осталось! Вот такая история. В этот район ринулись тысячи старателей, как только прослышали об алмазах. Растащили всю землю по кусочку и ушли.

Мимо проехал старик на повозке, запряженной мулом.

— Видали? У этого старика неподалеку ферма, а в земле под ней — алмазы. Когда выдаются плохие времена — вот как сейчас, например, — он начинает копать алмазы. И представьте себе, находит достаточно, чтобы как-то продержаться до первых дождей. В нашей округе немало таких — наполовину фермеры, наполовину старатели.

Наконец мы свернули с главной дороги на узкую проселочную и проехали до того места, где она терялась среди скал. Там мы вышли и дальше отправились пешком. Вокруг по-прежнему тянулась обожженная земля, покрытая редкими мимозами и колючим кустарником с красноречивым названием «подожди немного»: шипы его имеют форму рыболовного крючка и грозят доставить немало хлопот тем, кто имел неосторожность за них зацепиться. Встречались здесь и роскошные желтые кусты, которые я раньше уже видел в одном из свеллендамских садов. Помнится, я еще тогда обратил на них внимание, но никто не смог сказать мне их названия. А оказывается, зовутся они «райскими птицами»!

В тени одного-единственного дерева стоял грубо сколоченный стол, на котором восседал высокий седобородый мужчина. Одет он был в спортивную рубашку со множеством карманов и старые потрепанные брюки. На голове грязный пробковый шлем, обут в вельдскуны на босу ногу. Он не отрываясь следил за группой полуобнаженных туземцев, которые работали кирками в небольшом гравийном карьере. Здесь бытует мнение, будто все чернокожие только и ждут, чтобы надсмотрщик отвернулся — тут же припрячут найденный алмаз в кармане.

— Ну что, уже разобрались с карьером? — спросил мистер Смит.

Мужчина медленно поднялся, и по одному этому движению я сразу же распознал в нем джентльмена старой закалки.

— Увы, пока нет, — отвечал мужчина с явственным оксфордским акцентом. — Но, думается, я уже подошел вплотную.

Он бросил вопросительный взгляд в мою сторону, и мистер Смит поспешил представить нас друг другу.

— Добрый день, сэр, — учтиво приветствовал меня мужчина в лучших лондонских традициях (я буквально услышал, как грохочут двуколки по мощеной мостовой Стрэнда).

Вместе с мистером Смитом они подошли к краю карьера и начали что-то горячо обсуждать. Я же тем временем терялся в догадках относительно личности этого человека. Когда мы собрались уходить, он снова обернулся ко мне и произнес с легким поклоном:

— Доброго вам дня, сэр.

Затем снова обратил взгляд своих льдисто-голубых глаз на работавших туземцев.

— О, это стреляный воробей, — пояснил мистер Смит по дороге. — Он успел сделать себе состояние в наших краях и все спустить до последнего фартинга. После этого уехал в Англию и исчез лет на десять-пятнадцать — ни слуху, ни духу. А затем в один прекрасный день объявился вновь — такой же, как всегда, только чуточку постарел. Он ни с кем не общается, никому ничего не рассказывает. Живет один в деревянной хижине, сам себе готовит пищу. Короче, я же говорю — стреляный воробей.

Мы ехали еще какое-то время, пока не добрались до берега Вааля, вода которого тем утром выглядела молочноголубой. Дальше нам предстояло переправиться через реку на примитивном пароме: двое чернокожих крутили барабан, и судно медленно скользило по гладкой воде к противоположному берегу. Здесь тоже вся земля была перевернута, просеяна и кое-как свалена в кучи. Обозревая безрадостные окрестности, я наконец-то сообразил, что они мне напоминают. Эта ассоциация все утро вертелась у меня в голове, но никак не поддавалась определению. И вот теперь я понял: так, должно быть, выглядели развалины Вавилона! Охотники за алмазами в своих трудах породили тот же самый пейзаж, что и арабы, рыскавшие в поисках вавилонских древностей.

Под безжалостными лучами полуденного солнца мы шагали по задыхавшейся от зноя земле. Нашей целью было местечко под названием Холпен, в центре которого располагалось крошечное здание с пышным названием «Королевский отель». Улицы выглядели пустынными, словно все население городка вымерло в результате какого-то ужасного катаклизма. Ну чем не ваальские Помпеи! Нам пришлось долго ломиться в запертую гостиницу. Наконец дверь распахнулась, и мы вошли в помещение, которое с полным правом могло бы претендовать на звание исторического музея.

Древняя барная стойка с застекленными шкафами позади, высокие табуреты, видавший виды покерный столик, две картины на стене (одна изображала Трафальгарскую битву, другая — битву при Ватерлоо) — все здесь осталось таким же, как в достопамятные годы «алмазной лихорадки». Тогда городок находился в самом центре лихорадочной деятельности: повсюду, на многие мили окрест, копошились в земле тысячи старателей. Безжизненные холмы, которые ныне окружают Холпен, — результат их стараний. Толстый железный засов на входной двери сохранился в качестве единственного свидетельства упорства и силы тех мужчин, которые по вечерам ломились в здешнее питейное заведение.

Немного освежившись, мы двинулись дальше и через несколько миль попали в крайне оживленное место. Здесь все шумело, гремело и тарахтело. Какая-то компания вновь взялась разрабатывать три из четырех заброшенных участков. На невысоких пригорках было установлено оборудование, в карьерах работали бригады чернокожих, а белые мастера, устроившись в тени деревьев или дощатых навесов, зорко следили за всеми перемещениями.

Землю и гравий из каждого карьера сначала забрасывали внутрь странного приспособления, которое трогательно называлось «бэби». Оно представляло собой деревянную раму, укрепленную на шарнирах и затянутую сетью с ячейками различного размера. Пока один чернокожий раскачивал «бэби», сверху на нее направляли струю воды, которая помогала расщепить слой породы и благополучно пропустить его через сетку. Я было подумал, что название устройства навеяно сходством с раскачивающейся колыбелью, но, как выяснилось, ошибся. Оказывается, оно происходило от фамилии американца по фамилии Бэйб. Человек этот приехал на здешние копи в середине 70-х годов девятнадцатого века и ввел в употребление приспособление, которое до того видел на золотых приисках Австралии. Здесь шутят, что этот Бэйб единственный на свете качал собственную колыбель.

Итак, после того как слой земли прокачали на «бэби», его выкладывают в просеиватель (этакое большое сито) и передают хозяину карьера. Наступает самый волнующий момент. Старатель берет сито, предварительно погружает его в воду, а затем одним точным, отработанным долгими годами практики движением переворачивает на расстеленный мешок. Теперь надо внимательно изучить результат. Если в сите находился алмаз, то в результате данной манипуляции он вполне может оказаться на самом верху. Важно не пропустить его среди массы мокрых блестящих камешков. Если старатель не видит алмаза, то берет кусок заостренного сланца и быстро разделяет всю кучу на маленькие квадратики. Затем разравнивает каждый на мешке — так, чтобы камешки лежали в один слой — и просматривает. Если и эта проверка ничего не дает, всю кучу грунта выбрасывают и переходят к новой.